назад	Николай Волков. На вечном перепутье (оглавление)	далее

Глава четырнадцатая

Наверное, еще ни одно голодное четвероногое, забытое черствым, ленивым хозяином, не набрасывалось на еду с такой жадностью, с какой Алексей, как только в техникуме начались занятия, стал поглощать знания, которые преподносились ему и его сверстникам, включая и то, что можно было почерпнуть в пособиях, сосредоточенных в библиотеке учебного заведения.

С первых же дней пребывания на учебе молодой человек начал ощущать в себе неукротимый зуд доказать кому-то, что и он тоже не лыком шит, что и он может горы своротить, чтобы достигнуть своей цели, хотя чего именно он хочет добиться, для него было по-прежнему в тумане.

Впрочем, как потом выяснилось, цель своего поступления на учебу смутно представляли себе и его сверстники по отделению. К тому же они, учащиеся мужского пола, составляли менее одной трети этого отделения, готовившего инструкторов-ревизоров. Четверо из них имели офицерские звания, участвовали в Великой Отечественной войне. Особого рвения они в учебе не проявляли. Очевидно, им просто захотелось внести некое разнообразие в свои серые будни конторских служащих.

Примерно такую же цель преследовали и девушки, подавляющему большинству которых было далеко за двадцать. Те, кто были помоложе, приехали в техникум с явной целью обрести женихов, поскольку на родине все их чаяния оказались безнадежно утраченными, сожженными беспощадной войной.

Из контингента педагогов внимание Алексея первоначально привлекла супружеская чета примерно того же возраста, как и он сам, с характерным еврейским выговором, особенно у мужа. Обязательных дисциплин в программе отделения числилось много - от обществоведения и бухгалтерского учета до финансирования торговых предприятий и товароведения как промышленных, так и продовольственных товаров. А поскольку обучение велось по сокращенной программе и времени у педагогов было в обрез, то, например, Эльзе Самуиловне, преподавательнице обществоведения, с изложением истории развития человеческого общества - от первобытно-общинного строя до современного капитализма - пришлось укладываться в один академический час... И тот не прибавил нашему студенту знаний ни на грош, потому что он постоянно отвлекался, не будучи в состоянии налюбоваться пухлыми губками молодой евреечки-преподавательницы и ее оттопыренным изящным мизинчиком левой руки, которой она жестикулировала в такт изложения хорошо вызубренного материала.

Ее муж, преподаватель товароведения, всегда имел достаточно времени и не в пример своей супруге маг описывать свойства товаров - предметов домашнего обихода, а также технологию их изготовления пространно и в мельчайших подробностях. Настолько пространно, что когда педагог перечислял, например, характеристики изделий из фарфора и фаянса, голова у Алексея оказывалась забитой уже в первую половину урока. И то, что ученый товаровед читал во вторую половину урока, мозг студента воспринимать уже отказывался. А вообще у Алексея после того, как он прослушал весь курс, в голове осталось только экзотическое слово "майолика".

Однако, хотя этого преподавателя считали сухарем, на экзаменах он, выводя в журнале оценку, торжественно объявлял:

- Я оцениваю ваши знания на "пьять"...

Он так и выговаривал: звук "п" у него получался мягким.

...Основную дисциплину "Методика проведения документальных ревизий" в программу отделения включить почему-то забыли. Хорошо еще, что Алексей догадался записаться на лекции опытного специалиста Сергея Ивановича Яхонтова, более тридцати лет проработавшего бухгалтером - сначала у купцов, а после революции - в потребкооперации. Его подробные рассказы о редких казусах в деле учета и контроля, с которыми ему приходилось сталкиваться в своей практической деятельности, оказали впоследствии Алексею неоценимую помощь при выявлении махинаций недобросовестных работников потребкооперации в области. Не желая упустить ниспосланный ему судьбой счастливый случай послушать умудренного житейским опытом корифея бухгалтерии, Алексей вынужден был просиживать на лекциях по семи-восьми часов в день - и это на протяжении почти полугода. В результате у прилежного студента резко ухудшилось самочувствие и он вынужден был обратиться к врачам.

К счастью, ничего серьезного у струхнувшего студента в местной поликлинике не обнаружили. Молодой - чуть ли не одних лет с Алексеем - невропатолог, собрав анамнез, ободрительно улыбнулся и, фамильярно похлопав пациента по плечу, посоветовал:

- Я бы на твоем месте поумерил академический пыл, на время отстранился от книжных премудростей и завел бы легкий флирт с какой-нибудь девахой. Ты же знаешь - сохнут они по нашему брату, а нас, молодых мужчин, в городке - по пальцам перечтешь.

Алексей совету доктора хотя и последовал, но - как увидит читатель - на особый манер.

 

На всю жизнь Алексей сохранил благодарные воспоминания о директоре техникума Михаиле Григорьевиче Потанине, который на от -делении инстукторов-ревизоров вел историю пореволюционной - Советской России. Это был деятель, типичный для той эпохи в истории российского государства. Немногословный, вдумчивый, стремящийся проявлять максимум человеколюбия и мудрости при выработке судьбоносных - для его подопечных - решений, он в коллективе вел себя как равный среди равных. Для учащихся, терпевших после войны недостатки в самом необходимом, немаловажное значение - в смысле уважения к директору как человеку - имела его непритязательность к одежде. Ходил он и зимой, и летай в армейских диагоналевых галифе и кителе темно-синего цвета.

Алексей ни разу не слышал, чтобы Михаил Григорьевич повышал голос, а дисциплина у него на занятиях была - никто ни разу не слышал, чтобы на уроках переговаривались или отвлекались на посторонние дела, как это нередко наблюдалось у других педагогов. В то же время учащиеся охотно задавали ему вопросы, не исключая и заковыристые, с провокационным душком. Так, заика и балагур Федя Романов, занимавший в классной комнате место "на Камчатке", однажды встал и отличился:

- Михаил Григорич, а про Троцкого, противника линии Сталина, вопрос можно задать?

Директор слегка поморщился: фамилия-то эта - Троцкий - была в те времена настолько одиозной, что иные добропорядочные граждане и произносить-то ее вслух стеснялись. Тем не менее Михаил Григорьевич твердым голосом проговорил:

- Давай, Романов, сыпь!

- Ска-ажите, - запинаясь сильнее обычного, начал Романов, - вот про Троцкого говорят, что он такой-сякой, везде мешал, везде вредил, а в учебнике, что ни страница - все Троцкий да Троцкий... Что, без него нельзя было обойтись, что ли?

- Вопрос понял, - не меняя тона, ответил Михаил Григорьевич. Садись, Романов.

Пройдясь по узкому пространству между партами, директор остановился у классной доски, обвел аудиторию глазами и неожиданно спросил:

- Скажи, Романов, ты моего сына, Толика, знаешь?

- Н-ну, знаю, - удивленно, не понимая, к чему клонит преподаватель, ответил Романов.

Аудитория с любопытством ожидала, чем кончится затеянное их товарищем необычное собеседование. Алексей вспомнил, что десятилетний сынишка директора очень любил кататься с шофером на грузовичке из гаража техникума.

- Так вот, - продолжал директор, - мой Толик до того сроднился с нашей полуторкой, что она без него ни разу из гаража не выезжала. Но вот однажды сынишка приболел. И что же вы думаете -грузовик остался в гараже? ничего подобного! шофер выписал путевку и поехал, куда его направили, как будто Толика и в природе не существовало...

- Вы что же, Михаил Григорич, - немного смущенный необычном поворотом разговора, спросил Романов, - хотите сказать, что ваш сын, как Троцкий, любит путаться у людей под ногами?

- Ну-ну, Романов, полегче! - напустив на себя необычную для него строгость, возразил директор. - Просто я дал понять, что символическая полуторка - наша Россия - прекрасно обошлась бы и без Троцкого. Но из истории, как говорится, факта не выкинешь. Иначе люди, особенно на Западе, могут сказать, что мы в нашем толковании истории искажаем действительность.

А у Алексея во время этого негаданного диспута его коллеги с директором родилась любопытная мысль, которую он в аудитории высказать постеснялся, оттого что она показалась ему противоречащей духу господствовавшей в то время идеологии. Зато на перемене, улучив момент, когда Романов оказался один, он подошел к нему и спросил:

- Ты что, Федь, не понял, зачем нам морочат мозги личностью Троцкого?

Романов с любопытством посмотрел на Алексея:

- Ну?

- Да просто нашим тогдашним вождям надо было приукрасить свои заслуги. Глядите, мол, какого коварного врага мы одолели...

- Пожалуй, ты прав, - сказал Романов и тут же отошел, поскольку серьезно размышлять над "всякой хреновиной", как он называл все, что не связано с обыденной жизнью, Федя тогда на дух не переносил.

 

Домой Алексей написал сразу, как устроился на квартире, с которой, как он считал, ему несказанно повезло. В самом деле - жить одному у доброй, чистоплотной пожилой хозяюшки, которая к тому же за небольшую плату согласилась готовить ему завтрак и раз в две недели стирать нательное белье, тем более, что учащимся инструкторско-ревизорского отделения платили стипендию, вполне достаточную для скромного существования - разве это не предел мечты для бедного студента?

Поспешил Алексей с письмом домой не в последнюю очередь также из малодушия: он боялся, что беспокойство, причиненное супруженьке его долгой отлучкой, может нарушить ее душевное равновесие, которое, не дай Бог, перейдет потом в хроническое заболевание. Нечто подобное было с его маманей, когда отец в свое время уехал сдавать вступительные экзамены в какую-то коммунистическую академию. "Не зря же, - подумал Алексей, - Вера смотрела на него умоляющим взглядом, когда при расставании просила его бросить открытку в почтовый ящик сразу же, как доедет до места".

Молодой муж был рад и благодарен своей супруженьке за то, что в своих письмах она не изводила его сетованиями на разлуку. Правда, письма ее были скупыми на выражения чувств, зато она много писала о том, как растет их малыш, как научился ползать, улыбаться, показывать рукой на игрушку, которую он хотел бы заполучить... Хотя о том, как она считает недели и месяцы, оставшиеся до возвращения благоверного, женушка все же упоминала, и не раз.

...На первое письмо Веруня откликнулась сразу же, как толь-Алексей сообщил ей адрес хозяйки, у которой он остановился. Потом она стала задерживаться с ответами. Супруг понимал - работа и обихаживание ребенка не оставляли жене времени на письма. Сам он взял себе за правило писать домой не реже двух раз в месяц. Правда, иногда его молчание длилось и дольше, особенно когда задумывал наведаться домой, чтобы ласково прижать к сердцу свою милую и свое кровное дитя.

Не обошел своим вниманием новоиспеченный студиозус и внеакадемическую сферу жизни учащихся техникума. На одном из общих собраний коллектива Алексей, преодолев укоренившуюся в его душе еще со школьных времен острую неприязнь к заорганизованным, тягомотным комсомольским переливаниям из пустого в порожнее "слушали-постановили", одним из первых взял слово. Объектом своей не лишенной юмора критики он избрал учащихся, по вине которых кривая академической успеваемости стала вызывать у педагогов непроходящую зубную боль.

- Я думаю, други, - начал Алексей с веселым пафосом, - что главная причина плачевных успехов моих собратьев по учебе в нашей несобранности, размагниченности, бесхарактерности. Вместо того, чтобы, придя с занятий и отдохнув, приняться за дело, иные наши будущие деятели потребкооперации занимаются пустяками или ходят вокруг стола с раскрытым учебником как кот вокруг горячей каши. Вы, ребята, наверное все видели, как он, бедный, страдает, кружа у миски с заветной едой...

К удовольствию Алексея образное сравнение аудитории понравилось, кое-где в зале одобрительно захлопали в ладоши, а директор, сидевший за столом перед аудиторией, поощрительно хмыкнув, вынул из нагрудного кармана записную книжку и черкнул в ней что-то.

- Я обращаюсь к вам, мои милые коты-Васьки, - на прежней веселой волне продолжал вещать Алексей. - Представьте себя на месте токаря на заводе. Вообразите, как вас встретила бы дома ваша Мурка, то бишь жена, прогуляй вы месяц на заводе котом вокруг станка...

Глядя на Алексея, к классной доске, которая как бы играла роль трибуны, стали выходить другие желающие выступить, в основном девчата. Алексею осталось только порадоваться за свою инициативу. Она явно помогла растопить лед равнодушия, апатию ребят, собрание оживилось. Сразу стало видно, что многие учащиеся принимают дела родного заведения близко к сердцу. Ну, а директор, воспользовавшись благоприятным настроением собрания, предложил выбрать ретивого оратора в члены месткома техникума. Как и следовало ожидать, кандидатура Алексея прошла единогласно, хотя сам он не понимал, чем он, учащийся одногодичного отделения инструкторов-ревизоров, мог быть полезен коллективу техникума с трехгодичным сроком обучения.

 

Как-то Алексей узнал, что одна из его сокурсниц, Аня, немолодая уже девушка удивительно правильного телосложения и с не менее удивительно грустным взглядом карих глаз, дома, в средней школе, подвизалась в роли самодеятельной артистки. Молодой человек уговорил ее помочь ему сколотить небольшой драмкружок. Аня побеседовала с подругами и в один из пасмурных октябрьских дней девушки остались после обеда в столовой, расселись вокруг стола в углу помещения. Алексей попросил каждую из них рассказать о своих сценических биографиях. Оказалось, что выступления на школьных сценах у всех у них были случайными и что даже элементарного сценического опыта ни у кого из них не было. Чтобы подбодрить доморощенных артисток, любитель театрального действа сказал:

- Я считаю, девушки, что учиться надо на собственных ошибках. Я возьму в библиотеке томик Чехова, у него в ранних рассказах есть много юмористических зарисовок. Посмотрю, выберу что-нибудь на свой вкус, попроще, в следующий раз обсудим.

На этом расстались и разошлись по домам. Молодой человек в тот же день зашел в библиотеку. К сожалению единственный, имевшийся в заведении сборник рассказов Чехова оказался на руках. Все же через неделю ему удалось получить желаемое. Бегло перечитав все, что было в книжке, Алексей остановил выбор на двух коротких рассказах - "Радость" и "Разиня". В тот же день, собрав девушек опять в столовой, молодой человек с воодушевлением, в лицах, прочел своим коллегам исполненные неподражаемого чеховского юмора рассказики. Вещи девчатам понравились, распределили роли. Договорились собираться на репетиции два раза в неделю.

Между тем другая будущая ревизорша Галя Солнцева, речь о которой будет впереди, однажды пригласила Алексея на вечер песни. Как оказалось, многие девушки с ревизорского отделения давно уже собираются по вечерам в учебной аудитории, устраивают там что-то вроде спевок. Когда Алексей пришел, он застал в просторном помещении почти половину женского персонала своего курса. Ребят, правда, присутствовало всего два-три человека, да и они участия в пении почти не принимали. Когда девушки спели одну песню, а потом другую, предварительно посовещавшись относительно выбора, Алексей понял, что спевкой это вокальное действо можно было назвать разве что с натяжкой: ни тебе хормейстера, ни музыкального сопровождения. Но когда девушки дружно затягивали "Ой, мороз, мороз" или особенно актуальную в послевоенное время песню:

Синие ночи
Далеких подруг –
Ой, вы ночи, матросские ночи,
Только ветер да море вокруг... –

их чистые, исполненные искренности голоса звучали настолько задушевно, а мелодия проникала в душу настолько глубоко, что сознание, в первую очередь у Алексея, невольно отключалось от действительности и уносилось в миры, доступные разве что только пылкому детскому воображению...

"Господи, - думал в такие минуты молодой человек с его чуткой к таким вещам душой, - умеет же русская женщина в немудрящей на равнодушный взгляд песне излить свою неизбывную тоску по обыденному бабьему счастью!"

А счастья этого бабьего суровая послевоенная судьба певицам не предвещала. И Аня Русакова, и Галя Солнцева, как и большинство их подруг уже давно вышли из возраста, когда о девушке говорят - "она на выданье". Так что Алексею оставалось только проникнуться к ним дружеским сочувствием.

Хотя Аня, по слухам, сложа руки не сидела, не ждала, когда жених сам постучится к ней в ворота. Досужие языки говорили про нее, что она предпринимала героические усилия, чтобы уйти от участи старой девы. Полагаясь на привлекательность своих внешних данных, на то, что на смазливом ее личике еще не появилось ни одной морщинки и естественные краски еще не поблекли, она делала все возможное и даже, наверное, невозможное, чтобы привлечь внимание женихов, ставших редкостью не только в Полунино, но и во всех городах и весях России. В том числе и на ревизорском отделении, где в то тяжкое время училась Аня, неженатых ребят было всего трое, причем один из них ходил на протезе, а двое других уже давно записали себя в команду "убежденных холостяков". Оставался только Алексей, о семейном положении которого, как-то так получилось, никто доподлинно не знал. Может быть поэтому Аня с первых дней учебы по-дружески привязалась к молодому человеку. Она часто обращалась к отзывчивому сокурснику за помощью по учебе, почти всегда бывала ему попутчицей по дороге в столовую техникума, которая почему-то оказалась размещенной на возвышенном месте у окраины городка. Кассирша техникума, выдававшая студентам месячные талоны на обед, раза три делала с ехидной усмешечкой замечания Алексею:

- Что это ваши фамилии - твоя и Русаковой - в списке всегда рядом? Вы случайно не муж и жена? Если да, то почему у нее другая фамилия?

Алексей как мог отшучивался, но Ане об этих неприятных для нее намеках не говорил - зачем посыпать солью кровоточащую рану? Он вообще никогда не заводил с девушкой разговора об их отношениях - зачем говорить о том, чего нет?

Молодой человек только перед самым окончанием учебы окольным путем узнал, что Аня все же тешила себя иллюзиями на его счет. А раз так, раз она его ценила, то с его стороны было бы неоправданной жестокостью, если бы он оттолкнул ее от себя. Тем более, что она не только не навязывала себя сокурснику, но, судя по сплетням, распространявшимся ее подружками, продолжала попытки завязать целеустремленное знакомство с представителями сильного пола на стороне. Однажды она явилась на занятия с царапинами и синяками на лице и на шее. совместные походы Алексея с Аней в столовую прекратились. По ревизорскому отделению пронесся слух, будто Аня клюнула на небескорыстное предложение какого-то шофера прокатить ее до соседней деревни в кабине его полуторки.

...Алексей не смог бы объяснить, почему невинные приятельские отношения с сокурсницей Аней Русаковой оставили в его памяти такой странный след: правильные черты ее лица, дружелюбие, скромные манеры, жалостливый взгляд запечатлелись в его мозгу как на хорошей фотографии, а ни единой мысли из ее скупых высказываний память ему не сохранила. Не потому ли, что духовный портрет этой представительницы женского пола подпадал под определение, которое психологи именуют жестким словом "бесцветный"? Подходило ли это словечко к характеристике внутреннего мира Ани, Алексея гадать не стал. Не хотел он делать этого уже потому, что девушка прилежно училась, успешно сдавала зачеты и экзамены, так что будущий ревизор не сомневался, что в учреждении, куда ее распределят по окончании заведения, начальство ее работой будет довольно. Да и свою семейную жизнь, при ее-то настырности, она должна была устроить не хуже своих сверстниц.

 

...Это случилось через месяц после того, как Алексей, прибыв в городок Полунино, приступил к учебе. Он уже успел соскучиться по супруженьке, по ее горящему взгляду, каким она смотрела на него, когда напрашивалась на ласку муженька, и теперь строил планы, как сделать, чтобы и домой наведаться на пару дней, и наиболее важных лекции не пропустить.

Было начало октября, стояла необычная для этого времени погода, как это порой бывает, когда нагрянет золотая осень. Добросовестный студент, сидя на уроке товароведения и уставившись незрячим взглядом в окошко, вдруг увидел, как к палисаднику здания, в котором он с товарищами слушал лекцию, подошла и в нерешительности остановилась хорошо одетая молодая женщина, фигурка и походка которой показались ему волнующе знакомыми. А через несколько мгновений он уже встал, подошел к преподавателю и сказавшись ему, поспешил на выход. А еще через минуту он уже стоял и, смущенно улыбаясь, еще не веря своим глазам, смущенно здоровался с Аллой Мокеевой, которая, прислонившись к штакетнику палисада, с любопытством наблюдала, какое впечатление произвел на бывшего сослуживца ее неожиданный приезд.

Наверное, девушка прочла на лице Алексея плохо скрываемую растерянность, потому что, сделав шаг навстречу молодому человеку и смело посмотрев ему в глаза, она вроде в шутку, но ободряющим, тихим голосом проговорила:

- Да не пугайся ты... Я не из милиции.

Бедный студент, изо всех сил стараясь справиться с замешательством, сказал первое, что пришло ему в голову:

- Как ты сюда попала?

Вместо ответа девушка с улыбкой отпарировала:

- Мы что - так и будем здесь стоять? Сейчас твои сокурсники к окнам прилипнут...

Все еще немного обескураженный, молодой человек, трезво оценив обстановку, вернулся в аудиторию, извинился перед педагогом, наказал соседу по парте захватить домой его учебники и вернулся к девахе.

- Пойдем... - тронул он ее за рукав.

- Куда?

- Дорогой обдумаем.

Алексей был рад, что Алла приехала в такой хороший день, когда ярко светило низкое осеннее солнышко, на небе - ни облачка, а на душе с утра было ожидание чего-то светлого и волнительного. Минуту- две молодые люди шли молча. Потом гостья, наверное, чтобы оправдать необычность своего поступка - приезду в гости к женатому мужчине, - стала излагать обстоятельства, подтолкнувшие ее на это.

- Я с середины сентября, - поясняла она, - гуляю в отпуске, который решила провести в родном селе Грабари, что в десяти километрах отсюда. Ну, и решила навестить сослуживца - ты ведь меня за это не осудишь, правда?

- О чем речь... - рассеянно ответил молодой человек, обдумывая, как ему теперь вести себя, чтобы не ударить лицом в грязь.

Алла истолковала рассеянность своего спутника как досаду-мол, только ее сейчас ему и не хватало.

- Ради Бога, Леш, - поспешила она объясниться, - не подумай, что я навязываюсь к тебе в гости. Если хочешь, я уйду сейчас же на вокзал и через час вернусь к матери...

В последних словах девушки, как показалось Алексею, прозвучала угроза. А ему отчего-то захотелось, чтобы Алла осталась, побыла с ним, поскольку он уже чувствовал, что сейчас нуждается в обществе женщины, причем не любой, а знакомой, такой, к которой он питал бы симпатию, с которой у него уже было что-то общее.

Алла, почувствовав, что контакт между ними какой-никакой налаживается, несмело подцепила молодого человека под руку, заглянула ему в лицо:

- Слушай, Алексей, неужто ты по мне хоть чуточку не соскучился? Мы же с тобой друзья, как-никак...

Молодой человек смутился. Честно говоря, все время он так был погружен в заботы, связанные с учебой, что вспоминал о симпатизировавшей ему сослуживице редко и то лишь когда ночью отходил ко сну. Он так и сказал ей.

- Ну, что ж, - спасибо и на этом... - задумчиво проговорила девушка, думая о чем-то своем.

А через минуту она смело заявила:

- А вот я тебя вспоминала чаще, особенно когда приехала домой, в Грабари.

- Поверь, я очень тронут, Аллочка, - не думая, ответил молодой человек и почувствовал, что ему очень хочется поверить в то, что он сказал.

- Слушай, а куда ты меня ведешь?- спросила Алла, оглядываясь по сторонам.

- Я подумал - нашу встречу надо как-то отметить, - тоном озабоченности проговорил Алексей.

Девушка, словно бы колеблясь, вопросительно глянула на него. Алексей двусмысленно улыбнулся:

- Не боишься, сплетники засекут - скажут с женатиком тебя видели?

- Я пока свободный человек, - с необычной самоуверенностью заявила деваха. - Никто мне не указ. А что до сплетников - могу любому нахалу глаза выцарапать, а дело свое сделаю.

- Какое дело? - не понял Алексей.

- Об этом - потом...

Молодой человек взял девушку под руку и ввел ее в неказистое на вид, но внушительных размеров здание с гордой вывеской "Ресторан райпотребсоюза". Увы, на поверку оказалось, что такое громкое название местные кооператоры дали всего-навсего унылой забегаловке, где в довесок к "щам дежурным" и дрянным котлетам продавали в разлив спиртное.

На счастье Алексея - надо же было чем-то порадовать гостью! - в витрине красовалась бутылка с заманчивой надписью на отпугивающей грязно-серой этикетке: "Портвейн". Заботливый друг заказал две порции по 150 граммов.

- Пировать, так пировать, - сказал он, ставя угощенье на стол. - За что выпьем, Аллочка?

- За нашу горькую долю... - мрачно пошутила девушка и залпом отпила чуть ли не половину содержимого стакана.

- Хорошо хоть, что щи оказались горячими, - сказал Алексей. -Ты кушай, гостьюшка, а то опьянеешь...

- А разве пьют не для того, чтобы опьянеть? - серьезно спросила Алла и посмотрела на Алексея, причем в глазах ее уже засияли хмельные огоньки. - Вот возьму сейчас и налижусь как сапожник... До дома дотащишь?

Шутливая угроза гостьи озадачила молодого человека. "Значит, деваха рассчитывает ночевать у меня, - подумал он. - А пустит ли хозяйка дома?"Поразмыслив, Алексей успокоил себя - старая женщина вряд ли будет очень уж возражать. Слишком сердобольный, жалостливый характер был у нее, чтобы не войти в положение квартиранта.

Как ни странно, допив свой стакан и доев котлету, а особенно после чая, который, к счастью, оказался горячим и крепким, Алла повела себя так, словно и не прикасалась к спиртному. Оглядевшись вокруг, она стала отпускать невинные шуточки.

- А эта фея чревоугодия, - кивнула гостья в сторону толстобрюхой буфетчицы, - не иначе, как на украденные градусы раздобрела: портвейн у них речной водой отдает.

- Милый ты мой дегустатор, - размягчившись от вина и еды, возразил Алексей, - а разве в Кустарях портвейн в девственном виде продают?

Про себя он подумал: как и все почти работники торговли в Кустарях, Алла при случае наверняка не чурается "хлопнуть по граммулечке". Ему вспомнилось, как справляли последний Первомай в Кустаревском сельпо, в котором он работал. Молодой человек тог -да диву давался, наблюдая за соседями по праздничному столу. Продавщица продмага тетя Лиза, габаритами напоминавшая круглую кирпичную печку-голландку, на его глазах осушила полный стакан водки и даже не поморщилась, понюхав вместо закуски хлебную корочку. Только капельки пота спустя какое-то время выступили у нее на кончике носа. А потом она все повторяла требовательным тоном: "Куда девался гармонист? Хочу плясать!.. "

Из заоблачных высей воспоминаний Алексея вернул к действительности голос Аллы:

- А почему в ресторане нет музыки? Мне хочется потанцевать, "Это надо же, - подумал Алексей, - какое совпадение характеров у торговых работников. " Расплатившись с официанткой в переднике, что давно соскучился по прачечной, Алексей взял Аллу под руку и они направились к выходу. Солнце уже близилось к закату. Гостеприимный студент предложил девушке сходить в кино. Алла, оглянувшись кругом, сказала:

- Пойдем лучше прогуляемся по этой вашей центральной улице. Здесь вроде посуше.

Пока молодые люди гуляли, не торопясь, беседовали, вспоминая общих кустаревских знакомых, на улице заметно посвежело. Алла, одетая в легкий плащик, зябко передернула плечами. Алексей, заметив это, невольно повернул на дорогу к дому, где он квартировал, увлекая за собой гостью.

- Слушай, а как у тебя отношения с женой? - неожиданно спросила спутница.

- Наверное, как у всех женатых... - бездумно ответил Алексей.

- Ну, ты хоть счастлив с ней?

Алексей промолчал, чувствуя, что любой его ответ будет звучать фальшиво.

Девахе затронутая ею тема по-видимому не давала покоя, потому что она продолжала:

- Леш, извини за бестактность, но мне кажется, ты не любишь Веру. Просто она сумела закрутить тебе мозги, как это часто делает наша сестра. Не подумай только, что я говори тебе это из корысти. Уверяю тебя - свою судьбу я сумею устроить не хуже.

Что Алексею было сказать на это? Он питал к Алле симпатию как к женщине. И не только. Она правильно сказала весной, когда он приходил к ней на консультацию по математике: "Мы с тобой друзья". Но... Остались ли бы они друзьями, если он женился бы на ней, а не на Вере? Уравнение со многими неизвестными... и кто знает - в чью пользу судьба решила бы его. Банальная истина: данную нам матерью-природой жизнь мы можем прожить только раз. При любом варианте устройства своей судьбы человек рискует. Одни при этом выигрывают, другие - наоборот. Алексей сделал свой выбор. Конечно, он учел не все. Но стоит ли рисковать по новой? Слишком много будет накладок. Под вопросом судьба жены, судьба сына. А людская молва? А отношения с близкими, особенно с родителями жены?

Алла, казалось, поняла, какие мысли занимают ее друга, потому что остановилась и, внимательно посмотрев на него, проговорила:

- Леш, ради Бога, не забивай себе голову мусором. Неужто ты еще не понял, зачем я к тебе приехала. Сегодня наш день. Веди меня к себе на квартиру.

...Когда молодые люди подошли к домику, в котором жил Алексей, и вошли во двор, они увидели, что из окна кухни сквозь шторку пробивался свет. Алексей постучал в дверь. Он уже привык к тому, что Прасковья Ивановна, хозяйка, отзывается не сразу: пока оденет фуфайку, пока дотопает до сенной двери, а на каждой из дверей не меньше трех крючков и засовов... На этот раз ожидание показалось квартиранту бесконечным.

- Прасковья Ивановна, - стараясь придать голосу как можно больше твердости, проговорил Алексей, - ко мне гостья пожаловала... из нашего села. Вы разрешите?

- Ну, коли гостья... Заходите, милости просим, - скрипучим голосом пригласила хозяйка.

У молодого человека вдруг появились твердость и решительность, каких он давно в себе не ощущал. Он пропустил вперед Аллу, слегка подтолкнув ее в спину, на кухне помог ей побыстрее разуться, провел в горницу, помог раздеться. Сняв с себя плащ, повесил свою и гостьи одежду на гвоздь, усадил Аллу к столу и вышел на кухню.

- Уважаемая Прасковья Ивановна, - обратился он к пожилой женщине, - не велите казнить, велите миловать. Землячке негде ночевать. Она приехала по делам, припозднилась, на вечерний поезд не успела...

- Мне-то что, - прихлебнув из блюдца чай, равнодушно ответила хозяйка, - места в доме хватит. Лишь бы мне потом на орехи не досталось...

Прасковья Ивановна знала, что Алексей женат. "А мы скорлупу-то от орехов из избы выносить не будем" - хотел было пошутить Алексей, но вовремя прикусил язык: вспомнил, что его собеседница шуток не принимала.

- А куда ты положишь гостью? - спрашивала между тем женщина.

- Одолжу ей свою койку... Сам на полу лягу... если у вас какая-нибудь старенькая одежонка найдется, чтобы подостлать.

- Ладно уж, - хозяйка посмотрела поверх очков на квартиранта, как тому показалось, не без скрытого ехидства. - Бери вон на вешалке тулуп. Все равно он, как хозяина похоронила, без дела висит.

И Прасковья Ивановна шаркающей походкой удалилась в свою каморку за печью.

Когда Алексей вошел в горницу, Аллы у стола, где он ее оставил, не оказалось. Он откинул старенький полог над своей железной койкой и не без удивления увидел: Алла, свернувшись калачиком, прижав кулачки к подбородку, лежала лицом к стене в его постели. Лежала она, не раздевшись; по-видимому, притомившись, решила прилечь на минутку и нечаянно заснула.

Молодой человек отошел к столу, на котором горела керосиновая лампа, сел, раскрыл учебник истории: надо было повторить главу о решениях какого-то съезда коммунистической партии. Но как он ни старался вчитаться в расплывающиеся строчки, сосредоточить на них внимание не смог. Изрядно переволновавшийся за день гостеприимный студент, почувствовав, что его клонит ко сну, облокотился на стол, подпер голову ладонями. Просидел он так, по-видимому, долго. Разбудил его легкий скрип койки. Оказалось, Алла устала лежать на боку, повернулась на спину. От скрипа пружин койки она проснулась. Увидев подошедшего Алексея, она протянула к нему руки. Когда он наклонился, Алла обняла его за шею, притянула к себе, прильнула к его губам своим влажным ртом. Поцелуй затянулся, Для молодого человека это было неожиданностью. Он мягкими движениями освободился из объятий.

- Аллочка, извини, пожалуйста, - тихим голосом проговорил Алексей, - мне нужно позаботиться о постели...

Оказавшись на кухне один, молодой человек, держась за ручку двери, застыл в тягостной нерешительности - как ему теперь быть? Алла приехала с явным намерением отдаться ему. В другое время он, вероятно, с готовностью отозвался бы на такую инициативу, но сейчас он был убежден - ему надо было во что бы то ни стало отговорить Аллу от безрассудного поступка. С этой мыслью он открыл дверь в горницу и подошел к девушке, которая теперь уже не лежала, а сидела на койке.

- Слушай, Аллочка, - не очень-то решительно спросил молодой человек, -скажи прямо, чего ты хочешь?

- Я же сказала - сегодня наш день!

- Ну и что?

- А то, что я хочу, чтобы сегодня ты был мой!

- Только сегодня?

- А ты что - боишься, что я отобью тебя у жены?

- Ну, это - положим...

- Вот именно - положим...

Алла встала, подошла к столу, села на одну из табуреток, пригласила Алексея сесть рядом.

- Слушай, Леш!.. - заговорила она взволнованным голосом. -Я знаю - ты был на фронте. Не сомневаюсь, что там ты вел себя мужественно. Почему же ты сдрейфил сейчас, когда понял, зачем я к тебе приехала? Почему ты заставляешь меня, без пяти минут старую деву, унижаться перед тобой?

Девушка закрыла лицо руками, молодому человеку показалось, что плечи ее содрогнулись. К счастью, до слез дело не дошло. Алла поднялась с табуретки, прошлась туда-сюда по комнате.

- Пойми, - начала жаловаться бедолага, - мне обрыдло мое девство. Мне обидно и горько, что когда я в Кустарях выхожу вече-ром прогуляться на Большой тракт, ребята меня обегают... Что они считают меня старухой?

Алла остановилась, уставилась неподвижным взглядом на огонь лампы.

И странное дело - чем больше девушка жаловалась на свою судьбу, чем сильнее овладевала сердцем молодого человека жалость, тем меньше его влекло к близости с ней. Более того, лечь сейчас с ней в постель казалось ему чуть ли не святотатством. Но и взирать равнодушно, как бедная переживает, как она боится остаться одинокой, умереть, не оставив потомства, Алексей уже не мог. Он подошел к девушке, взял ее за плечи, легонько встряхнул:

- Аллочка, милая, ну зачем ты так?

Слово "милая" сорвалось с уст утешителя помимо его воли. Но оно возымело свое действие: страдалица склонила голову на грудь мужчины, плечи ее содрогнулись от сдерживаемых рыданий.

...Разговор их продолжился в постели, в которую Алексей, наверное, уже начиная терять голову, сначала уложил гостью, а потом и сам, не раздеваясь, примостился к ней. Девушка и здесь продолжала - где шепотом, где приглушенным голосом - свои горестные излияния:

- То, что я хочу ребенка - это не каприз взбалмошной девчонки, а выстраданное бессонными ночами решение женщины, обреченной на одиночество. Выходить замуж за первого встречного-поперечного я не хочу. Единственный человек, который покорил мое сердце -это ты. Но ты, как я убедилась, добровольно приговорил себя хранить верность семье, которую, наверное, создал с великим трудом. Поверь - я рада за тебя. Я и люблю тебя именно за это... Извини за откровение - мне очень хочется испытать на себе хоть капельку тепла, которое излучает бережно лелеемый вами с Верой семейный очаг. И этой капелькой - я верю - будет ребенок, которого я умоляю тебя дать мне.

По мере того, как девушка горячо убеждала своего милого дружка, сомнения и колебания его мало-помалу уступали место сочувствию и согласию войти в ее положение. "Она меня наверняка возненавидит, - подумал он, - если я повернусь к ее нужде спиной. Да и не из тех она, видать, интриганок, которых хлебом не корми, дай только шанс втянуть честного человека в скандальную историю".

В конце концов, у молодого человека остался только один довод, чтобы урезонить девушку.

- Слушай, Аллочка, - с расстановкой проговорил он, - а ты знаешь случаи, чтобы девушки решались на такое?

Как оказалось, и на этот непростой вопрос настырная деваха ответила так, будто ждала его.

- Я не знаю, - сказала она, - как ведут себя обездоленные войной невесты в Кустарях, а в моем родном селе у меня есть две знакомые девчонки, которые воспитывают - одна мальчика, а другая -девочку, которых они родили, так и не выйдя замуж, потому что не за кого было...

- Неужто, Леш, ты не понимаешь, - продолжала гостья после непродолжительного молчания, - что жизнь без любви, без милого дитяти для иных горемык, моих сверстниц, равносильна смерти?

И Алексей почувствовал, что он готов решиться. Он даже стал придумывать оправдание для себя - на случай, если не устоит перед доводами своей желанной совратительницы. Душевную боль, которую он может этим причинить супруженьке, без пяти минут изменщик как бы сбрасывал со счетов. "Главное, - внушал он себе, - Веру с сыном я никогда не оставлю! Попытался законный муж своей жены и представить себе реакцию супруги в случае, если его с Аллой тайна каким-либо образом всплывет. А представив, успокоил себя мыслью, что его Веруня, что бы между ними ни произошло, никогда от него не отвернется, хотя бы потому, что сама была не без греха...

И прегрешение, став неотвратимым, совершилось. Только горькое это было соитие. Не доставило оно радости ни мужчине, ни женщине, хотя они и любили друг друга. Это только потом, много времени спустя у Алексея появится соблазн погордиться своими мужчинскими способностями. А девушка, став матерью, прижимая к груди свое ненаглядное чадо, будет радоваться тому, что оно у нее - от мужчины, которого она преданно любила и продолжает любить.

А вот утром после той страстной, но до обидного короткой ночи, молодой любовник все целовал, целовал подругу, а она, бедная, не удержалась, всплакнула, спрятав голову на груди любимого. Прежде, чем встать, девушка, приподнявшись на постели, распласталась на своем любимом, прижалась к нему, словно хотела вобрать в себя на прощанье свою долю его мужчинской сути, которой она жаждала столько одиноких девичьих ночей... Любовнику же после безумной ночи в память глубже всех других врезалось мгновение, когда он, сжав партнершу словно в клещах, вдруг услышал ее долгий приглушенный стон, а потом горячий шепот прямо в ухо:

- Больно же, ирод!.. Неужто не чувствуешь, что по живому рвешь?..

...Еще в постели Алексей не удержался, спросил свою не то жертву, не то искусительницу:

- И все же скажи, Аллочка, зачем ты это сделала?

- А что - тебе не понравилось? - погрустневшим голосом ответила девушка.

- Я не об этом... Замуж выйдешь, как расхлебывать будешь запретную кашу?

- Но это уж не твоя забота...

- Но ведь муж обязательно спросит...

- А я найду такого, который не то что отважиться на расспросы, а и вякнуть не посмеет...

Алексей улыбнулся про себя: "Хорошо, что не я окажусь под каблуком этой... этой".. .- он так и не нашел слова, чтобы поименовать не понравившуюся ему черточку характера девахи.

 

Утром, освободившись от объятий милой подружки, молодой человек наскоро поцеловал ее, сходил на кухню, умылся под рукомойником. Не забыл он и отнести в горницу воды в кувшине и тазик, чтобы гостья могла совершить утренний туалет. Хозяйку, которая еще спозаранок затопила русскую печь, квартирант попросил сварить пяток яиц, поставить в печь чайник. Прасковья Ивановна спросила, не жестко ли было спать. Спросила не без ехидства - таков уж был у нее характер. Зато на нее можно было положиться - сора из избы она выносить не будет.

Когда Алексей вошел в горницу, гостья уже убрала постель, а тулуп, который должен был служить доказательством целомудрия квартиранта, она, свернув, перекинула через спинку стула. Сейчас девушка сидела у стола, приводила перед зеркалом в порядок свои волосы. Алексей уловил, как она с томной улыбкой удовольствия любуется отражением своего миловидного лица. Он подошел к девушке, наклонился, прислонился головой к ее голове.

- Как спалось, Аллок? - только и нашелся он, что спросить.

- Спрашивай у больного здоровье... - в голосе Аллы молодому человеку послышались нотки признательности - а может, это только хотелось ему услышать...

- Маленьким язычком ругать меня не будешь? - спросил он. Алла повернула голову, чмокнула Алексея в щеку:

- Если и буду, то только себя...

Молодой человек не без сочувствия отметил про себя - глаза у гостьи немного запали, но цвет лица у нее был здоровый.

За завтраком Алла съела одно яйцо, от второго отказалась. Зато в стакан с чаем положила целых три ложки сахара.

- Люблю сладкое, - сказала она хозяйке, которая с любопытством наблюдала за ней.

- Кушай на здоровье, - с доброй улыбкой промолвила старая женщина. - Только ведь вода-то, она, говорят, мельницы ломает.

- От лишнего стакана чая еще никто не умирал, - вмешался Алексей. - У меня дед с бабкой после бани по полведерному самовару за один присест в себя вливали...

Алла сердечно поблагодарила хозяйку, пожелала ей здоровья, долгих лет жизни. Алексей помог девушке одеться. Они, не задерживаясь, вышли на улицу - обоим не терпелось остаться вдвоем, выговориться, поскольку в кои-то веки посчастливится сойтись с глазу на глаз.

Погода за ночь переменилась, дул холодный ветер. Алексей помог девушке накрыться платком, поднял воротник ее плаща.

Подцепив любимого под руку, Алла вдруг повела разговор на тему, которая Алексею показалась неуместной, поскольку они спешили - опасались, что могут опоздать на пригородный поезд.

- Знаешь, Алексей, - начала подружка вроде бы шутливым тоном, - мне ничего не стоило закрутить тебе мозги, подстроить, чтобы ты женился на мне, когда у тебя еще ничего не было с Верой... Ноя считаю, что такой союз был бы непрочным... Рано или поздно мужчине удастся раскусить интригу, и это может худо кончиться для девушки, даже если она затеяла игру с благими намерениями... В общем, легкомысленное капание нашей сестры на мозги мужчины - это совсем не то, что естественное влечение, выбор его сердца... Взять, например тебя. Ведь ты еще до женитьбы видел меня в райсоюзе не раз. Но я не помню случая, чтобы ты задержал на мне взгляд. Ты мог бы сказать мне, почему?

Алексей растерянно молчал. Только после, задним числом, он сообразил: это был период в его жизни, когда он, разочаровавшись в дружбе с будущей финансисткой Клавой, сам не зная, чего он от нее хочет, вообще перестал думать о женщинах.

- А я тебе скажу, почему, - настойчиво продолжала подружка. - Я тогда только что заступила на работу в райсоюзе, служебные заботы поглотили мое сознание целиком. Я почти перестала обращать внимание на свою внешность, у меня и в мыслях не было, чтобы понравиться кому-либо из мужчин... А когда я освоилась с работой и стала почаще вспоминать, что я - девушка? к тому же чистая, и что мне хочется привлечь к себе внимание вашего брата, Вера уже успела завладеть твоим сердцем. Не подумай только, что я ревную, но что я стала все чаще задумываться о тебе - это правда, причем неоспоримая. Как правда и то, что в свое время из-за ротозейства и равнодушного отношения к устройству своей судьбы не догадалась сделать так, чтобы ты заинтересовался мной. А ты, Леш, как ты думаешь, могла бы я тебе понравиться?

Алексей подумал - о чем это Алла говорит? Если бы он не питал к ней симпатию, разве бы состоялась эта их ночь? Или он не ради нее изменил жене, а не наоборот?

Дать прямой ответ любопытной искусительнице несчастный изменщик не успел: они были уже на станции, к которой подходил пригородный поезд.

- Ты бы поднял воротник-то... Простудишься, - сказала девушка, заметив, как ее спутник передернул плечами.

Алла сейчас вообще не спускала глаз со своего спутника - когда -то еще придется увидеться с ним? Она предчувствовала - так, как в этот раз - скорее всего никогда. Горький комок подкатил ей к горлу. Она отвернулась, сделала вид, что ждет подхода нужного ей вагона движущегося поезда. Потом сделала шаг к Алексею, положила ему руки на плечи, стала торопливо покрывать поцелуями его лицо. Глаза ее увлажнились.

- Ты не забудешь меня? - спрашивала девушка пристрастно, жалостливо глядя на любимого.

Прежде, чем Алексей успел что-либо ответить, его милая, пройдясь по глазам платочком, поднялась по ступенькам в тамбур и скрылась в вагоне. Алексей ожидал, что она, может, подойдет к одному из окон, потихоньку махнет ему рукой. Однако поезд тронулся, а желанную фигурку он так и не увидел.

"Постеснялась соседей-пассажиров" - подумал герой одной ночи и не торопясь пошагал в техникум на занятия, хотя никакого настроения учиться у него сейчас не было.

 

А недели через две супруженька прислала Алексею письмо, в котором сообщала, что Алла Мокеева вышла замуж за их земляка Степана Серебрякова. "Ты его хорошо знаешь, - писала Вера, - помню, ты еще рассказывал, как вас вместе провожали в начале войны в армию, и он по дороге на станцию хвастался, что без ордена с фронта не вернется... Свадьбу молодые сыграли скромную, в кругу ближних родственников. Приглашала невеста и меня, но я пойти не смогла - приболел наш малышка, который, как и я, ждет - не дождется, когда папаня соизволит появиться дома, проведать семью... " В конце письма была приписка: "Да, и еще: невеста, говорят, сидела за пиршественным столом грустная, задумчивая, а после положенного по обычаю поцелуя новобрачных даже прослезилась, приложила к глазам платочек. "

Бедного студента даже в жар бросило от этой неожиданной новости. "Степан... Бедный Степан... " - мысленно повторял ошеломленный пенкосниматель. Мало того, что несчастный земляк пережил между молотом и наковальней жесточайшей из войн. Так нет же - предприимчивой девахе, фактически тоже пострадавшей от последствий войны, заблагорассудилось и его, Алексея, сделать причастным к злоключениям, на которые бедолагу обрекла судьба.

...Степана Серебрякова Алексей знал еще до войны. Рослый крепыш, на которого заглядывались девчата, он вызывал у сверстников зависть своим независимым видом, тем, что твердо стоял на земле.

Сельская футбольная команда, когда он принимал участие в ее играх, не знала поражений.

Домой же с войны парень вернулся в состоянии, которое у его знакомых не могло не вызвать соболезнования: тусклый взгляд когда-то жизнерадостно блестевших серо-голубых глаз, тихий голос, размеренная речь, медленная, чуть ли не старческая походка. Алексей, когда встретил земляка после войны возле нардома, не мог не смутиться, не отвести взгляда - настолько жалок был вид парня, особенно в глазах тех, кто знал его прежде. Повернув к Алексею матового оттенка лицо, Степан грустно посмотрел на кореша и голосом, совершенно лишенным эмоциональной окраски, спросил:

- Что, никак не признаешь земляка?

По рассказу Степана, он в конце войны, под Берлином, получил в бою тяжелое ранение, потерял много крови. В медсанбате ему сделали переливание, но вероятно по чьей-то оплошке влили не совсем ту группу. А тут, как на грех, случилось какое-то осложнение. Ранобольного лечили в нескольких госпиталях, но прежнего здоровья восстановить так и не смогли. Теперь он чем-то напоминал малярийного больного, каких в пору детства Алексея было много на селе - наверное, потому, что в те, по выражению Степаниды Ивановны, полоумные времена, когда власти загоняли сельчан в колхоз, у них не хватало головы для того, чтобы позаботиться о выкуривании болезнетворных комаров из болот за одной из околиц села.

Земляк таким и запомнился односельчанину, когда тот уезжал из села на учебу. При этом страдальческий вид инвалида невольно вызывал у Алексея, да и не только у него, подсознательное чувство, будто это он виноват в злоключениях земляка, в его теперешнем болезненном состоянии.

Впрочем, как потом оказалось, несчастье не сломило Степана, он не утратил главного, что помогает человеку твердо стоять на земле - веру в свои силы, сознание, что кроме него самого, никто по-настоящему помочь ему не может. Он устроился разнорабочим на местный маслосырзавод, начал с упорством вникать в секреты производства, и менее, чем через год сделался помощником мастера. Словом, теперь он мог с уверенностью содержать не только самого себя, но и скромную семью.

...В ночь после получения необычной вести из дома Алексею долго не давали заснуть мысли, роившиеся вокруг событий, в орбиту которых невольно втянутым оказался и он сам. "Клюнув на вроде бы честные побуждения Аллы, - казнил он себя, - я, ни сном ни духом не ведая об этом, обездолил человека, и без того пострадавшего на войне". Правда, кающемуся грешнику тут же пришло в голову - а разве его, Алексея, дорогая супруженька, от которой вековые обычаи требовали, чтобы она до свадьбы блюла себя - разве она устояла? А главное - разве ее растлитель думал о нем, Алексее - человеке, которому его жертва достанется в жены?.. Волей-неволей все мы, мужчины, выбирая жен, вступаем в заколдованный круг, что-то вроде того, как если бы нищий у нищего суму украл...

 

Алексей еще до неожиданного приезда Аллы вынашивал намерение побывать дома. Грех с Аллой, спровоцированная ею измена своей благоверной заставили его поспешить с осуществлением своей задумки. К тому же в своем письме, в котором Вера сообщала о свадьбе у Аллы, супруженька жаловалась, что нестерпимо скучает по муженьку, что несколько раз порывалась взять на работе отпуск за свой счет, только никак не могла решиться оставить своего ненаглядного кровинушку без материнского присмотра.

Когда молодой человек прочел соблазнительно-трогательные строчки письма женушки, когда представил ее лицо, его стало одолевать желание горячо обнять ее. Тяга к своей любезной оказалась необоримой, так что муженек воспользовался первым же благоприятным случаем, чтобы махнуть на родину. Отделение инструкторов-ревизоров как раз направили на копку картофеля в совхоз неподалеку от областного города, откуда в сторону Кустарей ходили прямые поезда.

Невольный блудодей и в совхозном общежитии, несмотря на нелегкий дневной труд на картофельном поле, по ночам не мог отделаться от мыслей о том, как он, приехав домой, посмотрит в глаза Веруне, как ему удастся выведать, догадывается ли она, что он грешен перед ней. Он чувствовал - чтобы, приехав домой, выдержать пытливый взгляд супруги, ему придется собрать в кулак всю свою волю.

Тем не менее, когда срок командировки в совхоз подходил к концу, заскучавший по женушке и сынуле молодой человек, очертя го -лову ринулся на родину, хотя, чтобы попасть домой, ему пришлось всю ночь трястись в холодном товарном вагоне, а потом полдня добраться со станции до кустарей на тракторном прицепе.

Зато какими волнующе-радостными были миги встречи, когда супруженька, увидев в окно, как ее благоверный входит в калитку, даже не набросив на плечи какую-нибудь одежонку - на улице было сыро и холодно - нет, не бросилась, а прямо-таки упала в объятья благоверного. Что уж там говорить о неприятной ноше вины, которая в тот момент свалилась с души блудника, раз у него в тот момент мелькнула мысль: "А она, моя Веруня, могла бы простить мне и не такое прегрешение, лишь бы я вернулся к ней, любящий и верный ей сердцем. "

Веруня в тот день не отходила от своего ненаглядного - разве только, чтобы покормить сынулю да помочь свекровке собрать на стол, когда подходило время трапезы.

А какой роскошный был у них ночью пир любви! Кажется, никогда еще они не справляли его с такой бурной самоотдачей, с такой искренностью. Вера даже диву давалась:

- Леш, ты, наверное, там, на учебе-то, и вправду оголодал. Или не к кому было сходить?

Муженек лишь горько усмехнулся про себя: "Знала бы ты, какую "голодуху" подарила благоверному твоя же лучшая подруга!"

Боже правый! Прости слабодушному рабу твоему вынужденное кощунство - он же никому не хотел причинить зла...

Вспоминая впоследствии о грешных объятьях с Аллой, невольный прелюбодей с грустью в душе гадал: "Запретный плод, наверное, потому и сладок, что он запретен..."

А днем - он был у Веры выходным - молодые сидели в горнице родительского дома за столом, он по одну сторону, она по другую, глядели друг на друга и никак не могли наглядеться. Еще бы - два месяца не видеть друг друга! Как никак это была встреча после первой их такой долгой разлуки...

Вера неторопливо рассказывала муженьку всё, что она знала об истории знакомства Аллы со Степаном, об ее сомнениях и колебаниях, которые она пережила, прежде чем решиться на брак с ним. Оказывается, Алла даже рискнула одна съездить тайно в областную поликлинику, конечно, никому не сказав об этом, чтобы проконсультироваться о состоянии здоровья своего жениха. Как она сумела выпросить в местной больнице историю болезни Степана, никто не знает. В областном центре врач-специалист, ознакомившись с медицинскими документами Степана, будто только пожал плечами. Алла всё жаловалась ему на болезненный внешний вид жениха, а также на свою боязнь, что от него может не быть детей. А врач прямо заявил ей, что для таких прогнозов у него нет никаких оснований.

- В крайнем случае, - заявил специалист, - я рекомендовал бы вам родить ребенка и года два-три выждать, понаблюдать, не передадутся ли ему какие-либо пороки отца.

На прощанье областное светило медицины отпустило шутку:

- Интересующий вас пациент, конечно, смертен. Но я смею вас заверить, что не более, чем каждый из нас...

И Алла решилась, наверно, еще и потому, что она и до этого постоянно внушала себе мысль - а другие девчата, которых он знала, что они отчаяннее ее что ли, раз выходили замуж и не за таких инвалидов, и ничего, рожали себе детей, растили их, и ни одна из них пока не жаловалась на судьбу...

Алексей, когда выслушал неторопливый рассказ супруженьки о хлопотах Аллы, которую, по-видимому, не на шутку обуяло желание свить свое гнездышко, испытал искреннюю радость за деваху, а главное - почувствовал огромное облегчение. Еще бы - теперь тайна их греха с Аллой уже не всплывет никогда! Радость повеселевшего грешника была так велика, что он чуть было не сорвался с места, чтобы расцеловать благоверную. Вовремя сообразил: обнаружив неравнодушие к делам подружки Веры, он рисковал надолго утратить доверие к себе своей единственной. А он и без того чувствовал, что Вера его явно в чем-то подозревает.

 

Будучи от природы не лишенным некой толики мнительности, Алексей и после беседы с Верой, и какое-то время спустя не мог отделаться от своих сомнений, от опасения - а не обернется ли его мягкосердечие в отношениях с Аллой неприятностями для него и для его семьи? Правда, в добропорядочность Аллы он верил, но что-то понуждало его, поставив себя на место этой девушки, попытаться уяснить себе мотивы ее поступков, а также то, каковы могут быть их последствия как для нее, так и для тех, кто окажется причастным к ее судьбе.

Алексей не знал, что когда они с Верой сыграли свадьбу, Алла не спала ночь. Утром подушка на ее постели была влажной от слез, а веки, когда она глянула на себя в зеркало, оказались настолько опухшими и покрасневшими, что она не решилась пойти на работу

Любила ли она Алексея? Сама она тогда не рискнула бы дать ответ на этот вопрос. Присматриваться Алла начала к Алексею еще с тех пор, как, приехав после окончания института на работу в райпотребсоюз, в первый раз увидела его. А не равнодушной стала к нему, когда заметила, что он не здоровается с ней, тогда как с другими сотрудницами учреждения всегда вежливо раскланивался. Узнав, что молодой человек ухаживает за рядовой счетной работницей Верой Цаплиной, Алла, будучи старшим товароведом с высшим образованием, невольно стала завидовать ей. Поскольку в смысле материальной обеспеченности Алла представляла собой более выгодную невесту, чем Вера, деваха, по-видимому, рассчитывала со временем привлечь внимание Алексея, понравиться ему, сделаться для него необходимой. Алексей, со своей стороны, возможно догадывался об этом, но он в таких делах придерживался иной точки зрения: нельзя же при выборе своей суженой руководствоваться только или преимущественно материальными соображениями. Выгодная невеста, в свою очередь, осуждала молодого человека за то, что он не стоек против женского лукавства, которое многие дочери Евы в нужный момент пускают в ход, причем довольно успешно. Сама Алла пользоваться этим оружием, увы, не умела или не хотела.

Поскольку возраст Аллы как претендентки на замужество подходил к критическому, перспектива остаться бобылкой могла толкнуть ее на рискованный поступок. Такую возможность Алексей допускал. Решившись поехать с интимной просьбой к Алексею, как к единственному верному другу, Алла, несомненно отдавала себе отчет, что этот ее шаг не только смел до дерзости, но и предосудителен. Молодой человек великодушно простил необычную для девушки напористость, поскольку понимал безвыходность ее положения. Тем более, что он догадывался, что прежде чем решиться, девушка долго испытывала его. Так долго, пока не удостоверилась, что на него, как человека с принципами, вполне можно положиться.

Взвесив все эти доводы, Алексей не только успокоился, но и возгордился: вот какого надежного друга послала ему судьба! Бедняга... Не суждено ему было понять, что все его рассуждения основывались только на доводах рассудка. Забыл он сказать "спасибо" своему сердцу... А ведь именно оно, порой минуя сознание, исполняло его крепкой и спокойной верой в неординарную честность и порядочность женщины, которая невзирая на все превратности судьбы не только останется ему хорошим и верным товарищем, но и будет ему надежной опорой в годину испытаний, когда некому будет утешить его, разделить его неизбывное горе.

 

Состоянию удивленности, в которую Алла Мокеева повергла Алексея необычностью своего поведения, суждено было утвердиться, когда Вера во время побывки муженька дома, ночью, в постели таинственным шепотом поведала ему:

- Леш, а ты знаешь - Алла подарила мне комплект немецкого нижнего белья из вискозы... Сказала - в честь моего дня рождения.

- А он у меня, как ты знаешь, будет только через месяц.

"Вину заглаживает деваха, - пронеслось в голове супруга. - Хотя кто из нас перед кем больше виноват - сам Бог не разберется".

Накануне возвращения в техникум у Алексея состоялся разговор с отцом. Сына волновал вопрос, почему с колхозами в районе получилась "такая чересполосица".

- Какая, к лешему, чересполосица... - в сердцах проговорил Петр Кузьмич. - Да знаешь ли ты, что именно до революции называли чересполосицей? Это когда, скажем, наши, Сафоновых, земельные наделы оказывались расположенными между наделами соседа, и наоборот. Сейчас, при колхозном строе, о таком уже давно забыли...

- О таком забыли, - возразил сын, - а вот как забыть то, что творится на селе сейчас? Хозяйств, в которых дела мало-мальски идут на лад, в районе по пальцам перечтешь, а так называемых отстающих - море разливанное... Спрашивается - почему?

- В самом деле - почему? - задумчиво проговорил отец, отставляя чашку: разговор происходил за вечерним чаем. - А ты знаешь, сын - вопрос этот волнует не только тебя. Его, я слышал, не раз мусолили и на заседаниях бюро райкома партии... Я уж не знаю, о чем начальники на тех бюро разглагольствовали, но вот тебе такой пример, о котором в наших верхах предпочитают помалкивать. Ты, конечно, знаешь, что организованные государством машинно-тракторные станции оказывают колхозам услуги не задарма. А вот какую мзду они сдирают с хозяйств за эти свои услуги, районное начальство предпочитает не интересоваться, поскольку известно, что львиную долю доходов у МТС отбирает государство. А колхозы вынуждены поневоле залезать в эту кабалу, потому как тягловую силу -лошадей, бишь - здоровую-то, во время войны чуть ли не всю реквизировали для фронтовых нужд.

- Но ведь конепоголовье забирали на фронт у всех колхозов, а почему же, например, в поселке Кевдо-Вершина у селян за обедом,

Я сам видел, за обедом и мясо, и пшеничные пышки с молоком, а в соседних деревнях люди картошку без хлеба едят?

- Вот-вот... - возразил Петр Кузьмич, - я предвидел, что ты Кевдо-Вершину упомянешь. А ты знаешь, что там еще до революции укоренились хозяева, которых одни называли крепкими, а другие с опаской проговаривались - этим жмотам пальца в рот не клади. По словам знатоков, они сразу раскумекали, что иметь дело с казенными МТС - это все равно, что допустить лихого человека до своего кармана.

Алексей видел - его папаня устал, ему уже давно не приходилось, что называется, за один присест высказываться столь пространно.

- Ладно, - сказал сын, вставая из-за стола, - иди, пап, тебе пора отдыхать... В другой раз договорим.

Папаня потряс головой:

- Не хочу еще раз из-за этого расстраиваться... Я забыл сказать: этих так называемых крепких мужиков еще царский министр Столыпин наплодил. Ты наверно слышал про так называемые отруба. Так вот, на этих отрубах и начали еще в те времена прорастать кулаки словно те грибы-поганки после дождя. А уж кулак свою вы -году не упустит. Скупили они в свое время за бесценок земли у бедняков, в том числе и у наших, кустаревских... Так и появилась на свет Кевдо-Вершина. Они, кевдовершинцы, и ноне ухо топориком держат. Как прослышали, какие у МТС аппетиты, сразу же решили -пусть заправилы этого творения московского начальства поищут дураков в другом месте. Полевые работы они у себя всю бытность проводили на лошадях. Кони у них что надо, не то, что дохлятины в иных наших колхозах. Кстати, они и для фронта лошадей - считай, что не давали, "подмазывали" районных ветеринаров. Тоже ведь и лошадиным докторам пить-есть хотелось. Вот и получалось, что в Кевдо-Вершине лошади оказывались самые хворые в районе, для войны непригодные...

- Пап, и что же по твоему - у колхозов нет будущего что ли? - спросил Алексей, чтобы прервать наступившее неловкое молчание. Петр Кузьмич с опаской посмотрел на сына:

- Я бы, сынок, не советовал тебе говорить на такие темы на людях - ты что думаешь, гулаговские стукачи после войны почивают на лаврах?... Но это я так, к слову. А о колхозах я придерживаюсь такого мнения. В народе поговаривают, что в недалеком будущем власти станут потихоньку разрешать сельчанам выходить из колхозов, становиться фермерами западного образца... Только я сомневаюсь, что в России из этого может получиться что-либо путное. Потому что фермерские хозяйства на том же Западе получались крепкими, перспективными лишь в том случае, когда в семьях было несколько пар надежных рабочих рук. А в наших краях молодые люди поженятся, заведут одного, от силы двоих ребятишек и на этом - шабаш... Так вот - спрашивается, кто же у нашего фермера будет работать на земле?

На этом беседа отца и сына Сафоновых о колхозном житье-бытье в тот вечер и закончилась.

 

Уезжая из дома, Алексей решил про себя, что отныне он кроме жены не позарится ни на одну особу прекрасного пола, какими бы чарами она его ни околдовывала. Потому что изменщик не забыл - чтобы, когда он приехал домой, посмотреть Веруне прямо в глаза, выдержать ее пытливый взгляд, ему пришлось собрать в кулак вое свое мужество. И все равно потом на душе кошки скребли.

Проводы Алексея в техникум после побывки дома были не такими тягостными, как в первый раз. Вера без суеты помогла мужу собрать все необходимое, вышла вместе с ним за ворота и, поглядев вслед своему любезному, вернулась к сынуле, тем более, что он сейчас внушал ей беспокойство: ночью у него началось покашливание, которое насторожило родительницу.

Алексей же устроил себе потом побывку дома и на Новый год. Но поскольку дорога тогда оказалась трудной, идти со станции двадцать верст пришлось пешком, Веруня, наказнившись на измученный вид супруга, когда провожала его в обратный путь, предложила:

- Алеш, ты уж это... Учиться-то тебе уже немного осталось. Давай потерпим со свиданием до тех пор, когда ты с легкой душой вернешься насовсем.

Алексей тогда вроде согласился с женой, но когда дожил до майских праздников, ему вдруг страстно захотелось обнять женушку, и он не счел нужным обуздывать свою молодую горячую плоть. И женушка, ценя бурный порыв к ней законного супруга, тем более, что обниматься с ним в последнее время приходилось до безбожного редко, не жалела для него тепла и ласки.

 

Неизвестно, что подействовало на Алексея - демократичность ли директора техникума, желание ли выслужиться перед ним как преподавателем важнейшей по тем временам учебной дисциплины, только Алексеем овладело безудержное желание законспектировать учебник по предмету, по которому читал лекции Михаил Григорьевич. Занялся ретивый студент этим делом с самого начала учебного года, тратил на него каждую свободную минуту, навлек на себя недовольство хозяйки - тем, что жег в лампе до полуночи ее керосин... Зато в один из солнечных дней поздней осени на столе перед примерным учащимся, стоявшем почти впритык к кафедре преподавателя, красовалась толстая общая тетрадь с художественно исполненной надписью на обложке: "Конспект по истории... " Выложена она была на стол, конечно, не без умысла. Директор, закончив лекцию, подошел к столу Алексея, протянул руку:

- Можно познакомиться с вашей работой?

Верный своей привычке прогуливаться во время занятий вдоль передних парт, преподаватель на ходу полистал тетрадь, сложил ее и, подняв над головой, показал аудитории:

- Вот, - проговорил он с лестной для студента нотой одобрения в голосе, - смотрите, в чем секрет академических успехов вашего товарища! Перед вами - полный конспект учебника. Пример для подражания...

А незадолго до выпускных экзаменов на отделении инструкторов-ревизоров вызвали Сафонова в администрацию техникума. Как оказалось, его ждал у себя сам директор, Михаил Григорьевич. В просторном кабинете, в который его препроводила секретарша, он был один.

- Садись, Сафонов, - сказал шеф вошедшему.

Сам он встал из-за стола и раза два прошелся по кабинету - от стола до двери и обратно. Остановившись у стола, пристально посмотрел на Алексея, как бы изучая его.

- Так, значит, скоро выпорхнем из Альма-матер?.. Ты знаешь, что такое Альма-матер? - шеф непринужденно улыбнулся.

- Ну, и куда же мы думаем направить полет? - спросил он после небольшой паузы.

- Домой, наверно... - неуверенно ответил студент-отличник.

- И что же там тебя ждет, в родных-то пенатах?

- Пока не знаю, Михаил Григорьевич, - откровенно признался Алексей.

Директор задумался на минутку, а потом с какой-то неуверенной улыбкой, как бы с сожалением, объявил:

- А вот меня партия направляет в райком, секретарствовать. В тоне начальства гостю послышались нотки доверительности.

"Видно, я чем-то ему импонирую, - подумал Алексей. - Такими-то новостями делятся обычно с женой, ну от силы - с надежным другом... А есть ли у него такие? К начальству льнут больше подлизы".

- Я пригласил тебя, - продолжал между тем хозяин кабинета, -чтобы предложить тебе пойти после окончания учебы работать ко мне, в райком. Скажу по секрету - никому другому из воспитанников техникума я бы такого предложения не сделал. Открою тайну - в райкоме есть возможность для роста: сначала поработаешь инструктором, а в дальнейшем, если захочешь, сделаем тебя техническим секретарем райкома.

У Алексея от такого предложения потеплело на душе, но предложение старшего товарища ему не то, что не понравилось - просто ему вспомнилось, что у себя Кустарях он к райкомовским работникам относился с недоверием, реже - с сочувствием, всевозможных собраний же, которые те проводили и на которых ему изредка доводилось присутствовать, он попросту не переваривал из-за их ничем не сдобренной казенщины и формализма.

Сейчас Алексей счел нужным прояснить ситуацию:

- Михаил Григорьевич, но я ведь беспартийный...

Шеф, думая о чем-то своем, рассеянно проговорил:

- Все мы родимся беспартийными... Подашь заявление, сделаем тебя кандидатом нашей всесильной партии...

Алексею от этих слов сделалось как-то не по себе. "Неужто все партийцы так легковесно относятся к своим убеждениям? Стоит ли в таком случае засорять своей персоной их ряды?"

Шефу он счел нужным ответить:

- Мне нужно время, чтобы подумать.

- Вот это похвально! Значит, котелок у тебя варит, как надо. Потому что думают только люди, у которых есть, чем это делать. Ну, что же, не считаю нужным торопить тебя. Будешь готов - заходи, обсудим, что делать дальше.

С этим Алексей и покинул высокий кабинет, чтобы никогда в него не возвращаться - во всяком случае по вопросу о поступлении на работу в райком партии. Повторного вызова, которого Алексей, кстати, не то что опасался, просто не хотел его, к немалому его удовлетворению не последовало. А идти к будущему секретарю райкома только ради того, чтобы заявить о своем отказе от предложения, это уже было бы, на его взгляд, не совсем тактично с его стороны.

 

В толковых словарях русского языка слово "влюбчивость" объясняется как склонность человека часто и быстро влюбляться. Алексей в свои двадцать три с гаком года еще не задумывался, чем его в этом отношении наградила природа. Но как всякий нормальный молодой мужчина, он не мог быть равнодушным к женским чарам, как истинным, так и мнимым, когда он оказывался в сфере их действия. Так это получилось и на сей раз.

...Училась на смежном, бухгалтерском отделении техникума потребкооперации девушка по имени Тося. Жила она, как и все ее сверстники-студенты, на частной квартире с девчатами-сокурсницами Алексея, как и он - будущими ревизорами. Однажды они, эти девчата, взяли, да и пригласили своего сокурсника к себе на квартиру, чтобы он помог им разобраться в сложностях финансирования кооперативных организаций. В благодарность за оказанную помощь они угостили молодого человека чаем.

Алексей уже допивал свой стакан, расположившись с девчатами на кухне, когда из дверей горницы вышла она. Вышла, скользнула по лицу гостя, как ему показалось, любопытным взглядом, налила из стоявшего на шестке русской печи жестяного чайника кипятка в чашку и, полная сознания собственного достоинства, подчеркнутого неспешной походкой, покинула кухню.

Казалось бы - чего такого, незаурядного, являл ее облик? Ну - рост немного выше среднего, крепкий, по-женски соблазнительный стан, женственность, которую нисколько не портила черта, что в народе называют широкой костью, миловидное лицо с немного раздавшимися в стороны скулами. Привлекательность своей симпатичной мордашки девушка умела выгодно оттенять хорошо продуманной формой прически с валиком над невысоким, изящной формы лбом.

Если верить словам Поэта, "уста без слов никто любить не мог". А вот будущий ревизор, хотя Тося - так звали девушку - не произнесла в тот раз ни словечка, возвратясь после этой неожиданной, заставшей его врасплох встречи домой, почувствовал, что образ девушки, которую он так близко увидел в первый раз, не выходит у него из головы. А проснувшись среди ночи и промучившись в постели без сна до рассвета, горемыка вдруг представил себе, что он - самый обездоленный из всех, когда либо влюблявшихся.

Не смог бедный студент отбояриться от застрявшей в его сердце занозы и на другой, и на третий день. Все еще не осознаваемая им и поэтому бесконтрольно хозяйничавшая на орбите его эмоций чрезмерная влюбчивость, всосанная им, по-видимому, с молоком обожавшей своего первенца родительницы, затеяла с его сердцем очередную недобрую игру.

И кто знает, чем бы всё это кончилось, если бы не надвигавшаяся экзаменационная сессия. Большим усилием воли горемычный данник любви заставил себя засесть за книги и конспекты. Он вспомнил, что еще в школьные годы болезненно переживал, если кто-либо из его сверстников получал по тому или иному предмету лучшую, более высокую, чем он, оценку. Если такое случалось, он не останавливался перед тем, чтобы вступить в пререкания с преподавателями. И странное дело - иные из них уступали, шли ему навстречу. В техникуме молодой человек на такие подвиги не отваживался. Да в этом здесь и нужды вроде не было. И учащиеся, и педагоги понимали, что более высокие баллы даже по всем дисциплинам почти никаких преимуществ студентам при распределении на работу не давали. По этой причине и преподаватели в процессе учебы на оценки учащимся не скупились. Тем не менее Алексей с учебниками работал серьезно, наверное, потому, что эта привычка впиталась у него в кровь смолоду...

 

А после успешно проведенной экзаменовки дирекция и профком, изыскав с немалым трудом необходимый капитал, решили провести в помещении столовой выпускной бал с праздничным ужином и скромными возлияниями богу Бахусу. Алексею и его сокурснику - рослому сталинградцу Феде было поручено играть роль виночерпиев. Выбор пал на них вероятно потому, что они в процессе учебы прослыли завзятыми трезвенниками.

Так или иначе, Алексею и Феде пришлось, пока их сокурсники пировали, раз за разом таскать из кухни в зал столовой, на пиршественные столы, откупоренные бутылки с водкой и вермутом. А поскольку участия в пиршестве горемыки-официанты оказались лишенными, Федя, соблазненный доносившимися из зала всплесками веселья, отнеся на столы очередную порцию спиртного, предложил Алексею "пропустить по одной". Но так как первая стопка, согласно пословице, пошла у них в горло "колом", чувствующие себя обездоленными молодые люди после очередного вояжа в зал решили приложиться ко второй, которая порхнула уже соколом. Ну, а третья и последующие порции, как и подобает, замелькали мелкими пташечками. А вот закусывать виночерпиям пришлось одним лишь черным хлебом, полбуханки которого им посчастливилось отыскать в шкафу на кухне. Всю еду, которую работницы кухни наготовили для пира, они с самого начала разложили на тарелки и расставили затем на столах в зале.

Словом, к концу празднества виночерпии оказались навеселе не в меньшей степени, чем те, кто пировал за столами, разве что только чуточку меньше вменяемыми, наверное, потому, что им даже и пообщаться с сокурсниками не удалось - заведующая столовой попросила их помочь ей собрать со столов и снести на кухню порожнюю посуду. Зато у Алексея заметно прибавилось смелости и отваги. Едва он увидел Тосю - предмет своей страсти, а точнее своих переживаний, он вскипел благородным негодованием. Как же - он, бедный, страдает по ней, а какой-то долговязый студент подошел к ней, взял, не церемонясь за талию и ввел в круг танцующих. Влюбленному кровь ударила в голову, он сжал кулаки и уже готов был броситься на парня, в котором ни с того, ни с сего усмотрел своего обидчика...

К счастью, в этот момент музыка смолкла и мученик страсти увидел, как Тося направляется к одному из свободных стульев. Алексей - откуда только прыть у него взялась! - быстрыми шагами подошел к девушке, твердым взглядом посмотрел ей в глаза и абсолютно трезвым голосом проговорил:

- Тосенька, можно тебя на пару слов?

Прежде чем девушка успела что-либо сообразить, Алексей взял ее за руку и мягко, но решительно потянул к выходу, тем более, что она нисколько не противилась этому. Выйдя на крыльцо и набрав в легкие прохладного свежего воздуха, влюбленный почувствовал, что хмель из его головы начал улетучиваться.

- Тосенька, милая, - сказал он искренним голосом, - не удивляйся, пожалуйста... Извини за дерзость, но мне надо сказать тебе что-то важное...

Говорил Алексей быстро, чувствуя, что нервничает, и поэтому опасался, что отпугнет девушку. Однако она оказалась находчивей, чем он думал. Увидев в свете тусклого уличного фонаря у палисада соседнего дома скамеечку, она каким-то будничным голосом предложила:

- Может, пойдем, присядем? Ты никуда не спешишь?

Молодые люди одновременно сошли с крыльца, чинно уселись на скамейку. И тут Алексей, собрав свою волю в кулак, решился. Он обнял девушку за плечо и со всей искренностью, на какую был способен, признался:

- Тосенька, милая, а я ведь после того, как увидел тебя тогда на квартире, почти каждую ночь вижу тебя во сне. И днем только о тебе и думаю...

По-видимому, в голосе влюбленного было столько скрытой страсти, убедительности, что его милая доверчиво прижалась к новообретенному другу, как бы жалеючи его.

- А разве ты не женат? - только и спросила она.

- Какое это имеет значение? - с горячностью воскликнул пленник новой любви. Того, что я чувствую теперь к тебе, у меня ни к кому никогда не было.

С минуту они сидели молча. И вдруг не совсем протрезвевшую голову молодого человека осенила тревожная догадка:

- Тосенька, а может, у тебя кто есть?

- Да есть один парень, - поколебавшись, равнодушным голосом ответила Тося. - Моторист из нашей машинно-тракторной станции.

- Так вы с ним... - затревожился было Алексей.

- А ничего мы с ним... - поспешно прервала дружка Тося. - Хотя, когда прощались, он говорил, что будет ждать, когда я закончу учебу. А сам - хоть бы раз написал мне сюда...

Алексей почти совсем протрезвел, хотя и чувствовал, что ему трудно сосредоточиться. Молодые люди какое-то время сидели молча. Наконец, словно очнувшись, девушка приняла решение.

- Слушай, Лёш, -проговорила она, как бы размышляя вслух. - Мы сейчас сильно под градусом. Давай встретимся завтра, обговорим все на трезвую голову... А сейчас пойдем в компанию, а то нас могут хватиться. Я пойду вперед...

Тося встала, обдернула платье, звуки ее шагов по ступенькам крыльца четко запечатлелись в мозгу Алексея. Дверь за ней, скрипнув, закрылась. Закрылась на долгих двенадцать месяцев.

 

Оставшись после обнадежившей его встречи с милой девушкой Тосей один, первое, что молодой человек почувствовал, было ощущение полной растерянности. Какое-то время он даже не мог дать себе ясного отчета - кто он и где он сейчас, не говоря уже о том, что ему сейчас надо делать и куда девать себя. Не сознавая, что делает, молодой человек зашагал по тротуару улицы, на которой его оставила Тося. Шел он долго, до тех пор, пока впереди не замаячила слабо освещенная площадь около вокзала. Здесь его сознание, по-видимому, начало проясняться, потому что он остановился и повернул в переулок, который - он знал - мог привести его к дому, где он квартировал. Только здесь бедолага начал ловить себя на том, что в голове его стали зарождаться обрывки здравых мыслей. Он вспомнил, что Тося восприняла его признание со всей серьезностью, сама вызвалась продолжить на другой день важный для них обоих разговор. А это означало, что она подала ему надежду, а такого он не испытал ни с одной из девушек, за которыми он когда-либо ухаживал, даже от своей Веруни. Помнится, в лучшем случае подружки встречали его признания равнодушием. Случалось, что и давали отпор, а то и поднимали на смех.

И молодой человек почувствовал, что его сердцем овладевают радость и гордость за себя. Чувства эти были настолько сильными, что ему захотелось обнять первого встречного, чтобы поведать ему, какой он сейчас счастливый... А поскольку влюбленный пережил за этот день столько эмоций, истратил столько энергии, то, когда из головы его стал выходить хмель, он уже не мог не ощутить, что предрассветная прохлада майской ночи начала пробирать его до костей, тем более, что одет он был всего лишь в легкий костюмчик из трофейной синтетической ткани. И хотя спать ему не хотелось, он все же повернул на свою улицу, добрел до квартиры, выслушал заслуженные попреки своей выуженной из объятий сладкого сна хозяюшки и на какие-то пару-другую часов смежил свои алкавшие отдыха очи.

Проснувшись в девятом часу утра и вспомнив события вечера накануне, молодой человек подумал в первую очередь не о том, кто он по семейному положению, а о том, что вчера наговорил милой девушке Тосе, по-видимому, ничего не подозревавшей до этого о его чувствах к ней. Сейчас ему показалось до раскаяния странным, что он, глава семейства, делая признание своей теперешней пассии, не чувствовал ни малейшей вины ни перед Веруней, ни перед безгрешным сынишкой. Он как бы забыл о них. Его сердце заполонило чувство ответственности перед девушкой, к которой он нежданно-негаданно воспылал страстью, увидев ее в соблазнительной близи всего один раз. Ему захотелось немедленно пойти, отыскать Антонину и чистосердечно признаться ей - и в том, что он не свободен, и в том, что сердцем привязан к сыну. А главное - поклясться ей, что он не мыслит своей дальнейшей жизни также и без нее - первой в его судьбе девушки, которая призналась ему, хоть и косвенно, в своей приязни к нему. "Скажу Антонине, после того, как изолью перед ней свою душу, - решил несчастный влюбленный, - что не могу представить свою дальнейшую жизнь без нее, а там вместе обсудим, как нам быть"...

О том, что любой выбор девушки будет для него сейчас равносилен ножу в сердце, расхристанный любовник сейчас как-то не подумал. Обильно поплескав на дворе холодной водой в лицо - чтобы подбодрить себя - и выпив два стакана чая с ржаным хлебом, Алексей направил стопы к дому, где квартировала его пассия.

К двери теперь уже горестно знакомого дома Алексей подошел, напрягши все свое мужество. На стук до слуха непрошенного гостя отозвался грубый женский голос:

- Кто там?

- Скажите, Тося, ваша квартирантка, дома?

- Эка, хватился... - недовольно пробурчала хозяйка в неопрятном переднике, открывая дверь. - Они все трое уехали утренним поездом.

Неудачник посмотрел на часы - было около десяти. Утренний поезд ушел в восемь.

- А куда они уехали? - больше для проформы поинтересовался обманутый в своих лучших чувствах пленник женских чар.

- Домой, знамо куда... - с недоумением посмотрев на докучавшего ей пришельца, отвечала женщина. - Ноне все стюденты по родимым гнездам разлетаются.

Алексею ничего не оставалось, как не солоно хлебавши ретироваться.

Отойдя от дома, в котором жила и который навсегда покинула его, по-видимому, безнадежно любимая, молодой человек, не зная, что и подумать, непроизвольно направил стопы в сторону казенного дома, где располагалась администрация техникума. Он только сейчас вспомнил, что ему надо узнать о результатах распределения выпускников, которым специально созданная комиссия должна была заниматься вчера. Зайдя в приемную администрации, будущий ревизор узнал от секретарши, что его ожидает у себя в кабинете директор. В кабинете Михаила Григорьевича, который дорабатывал в техникуме последний месяц, молодой человек застал незнакомого человека сред- них лет, который - бывший студент сразу почувствовал это - принялся внимательно разглядывать его.

- Знакомьтесь, - сказал директор Алексею, кивнув на гостя. - Помощник начальника организационно-ревизионного отдела облпотребсоюза Осипов Иван Григорьевич. А это, - шеф кивнул на своего бывшего студента, - наш выпускник Сафонов.

Осипов не торопясь начал расспрашивать Алексея о семейном положении, общем образовании, опыте работы в потребкооперации. Наконец, как бы собираясь с мыслями, посмотрел в окно, за которым буйно расцветала рябина, спросил вежливо:

- Вы не желаете поработать в облпотребсоюзе, в нашем отделе?

- Кем? - спросил Алексей.

- Ну, естественно, сначала стажером... Потом, со временем, продолжительность которого будет зависеть от ваших служебных успехов, переведем в штат инструкторов-ревизоров облпотребсоюза.

- Должен сказать, - вмешался директор, повернув лицо опять к Алексею, - что решением аттестационной комиссии ты уже распределен в облпотребсоюз.

- А как у вас с жильем? - спросил вербуемый. - У меня семья...

- К строительству жилья для сотрудников облпотребсоюз приступает в этом году...

Чтобы как-то преодолеть вынужденную заминку в переговорах, директор, встав со стула и, пройдясь туда-сюда по кабинету, предложил, обращаясь к своему выпускнику:

- Давай сделаем так. У тебя в областном центре остановиться есть у кого?

Алексей, вспомнив о тетке Екатерине, двоюродной сестре отца, у которой он гостил некоторое время сразу после войны, кратко ответил:

- Найдется...

- Ну и добро! Поезжай в облпотребсоюз, приглядишься, попробуешь силенки, а они у тебя есть, в этом я не сомневаюсь. А потом и порешите с Иваном Григорьевичем, куда тебе двигать дальше. И он вручил Алексею предписание.

 

Выйдя на улицу и пройдя какое-то расстояние по направлению к своей квартире, молодой человек поймал себя на том, что думал он совсем не о своей предстоящей трудовой деятельности. Ему все еще не давала покоя светлая грусть по милой девушке Тосе, мысль о том, что девушка явно отнеслась с пониманием к тому, что с ним происходит, что непосредственно касается не только его, но и ее судьбы...

Сообразив, что эти заботы сейчас совсем не к месту, молодой человек встряхнул головой и стал думать о том, что ему предстоит сделать в ближайшие двадцать четыре часа, чтобы покинуть город. Собственно, для этого напрягать свои умственные способности ему особенно не пришлось. До вечернего поезда в сторону областного города он успел спокойно собрать и упаковать свои вещи, сходить в продуктовый магазин, чтобы заявиться к городской тетушке не с пустыми руками, и даже прикорнуть на полчасика на своей железной койке: кто знает, как будет обстоять дело с очередным ночлегом.

...Вечером того же дня Алексей уже звонил у дверей своей родственницы. Та узнала племяша сразу же, как увидела его перед собой. Небольшого росточка, с вечно приветливым мужеподобным лицом, она, угадав родича, засуетилась, затем прижалась к стенке, пропуская гостя. И только после того, как заперла за ним дверь, она по обычаю, который еще чтили в Кустарях, обняла и расцеловала Алексея.

Молодой человек сразу, чтобы не томить себя и тетушку неведением относительно цели своего визита, изложил ей суть дела.

- Теть Кать, - сказал он как бы извиняющимся тоном, - меня после окончания техникума направили на работу в ваш город, в облпотребсоюз. Свободного жилья у этого учреждения пока нет, знакомых в городе я тоже еще не завел...

- О чем разговор... - на полуслове оборвала Алексея родственница. - Или мы не свои? Оставайся у меня сколько нужно, место для тебя найдется, а готовить - какая мне разница, на одного или на двоих. Было бы из чего...

А когда Алексей выставил на стол четвертинку "Русской горькой", у женщины даже глаза заблестели - любила землячка пропустить за компанию рюмашку-другую!.. Разговоры, воспоминания о родных и знакомых в Кустарях затянулись в тот вечер далеко за полночь.

 

Утром будущий ревизор проснулся бодрым, готовым выполнять любую работу, хотя и не мог еще окончательно отделаться от озабоченности - а хватит ли жизненного опыта и мужества, чтобы справиться с незнакомым ему делом?..

Явившись в облпотребсоюз - внушительных размеров двухэтажное здание неподалеку от центра города - Алексей был представлен вчерашним знакомым Иваном Григорьевичем начальнику организационно-ревизионного отдела Калюжному, сухопарому мужчине лет около пятидесяти, который произвел на новичка впечатление усталого отца большого семейства, человека, которого судьба, видать, не баловала и который давно уже смирился с этим. Удивил он нового сотрудника вопросом:

- А вы к нам надолго?

Уловив недоуменный взгляд вчерашнего студента, заместитель начальника с вежливой улыбкой на лице пояснил:

- Николай Осипыч имеет в виду, что повсеместная текучка кадров не обошла стороной и наш отдел...

- А вас, Иван Григорич, вмешиваться никто не просил... - спокойно и, как показалось новому сотруднику, равнодушно, не проговорил, а проскрипел Калюжный.

- А теперь, молодой человек, - продолжал начальник, -я вас прошу занять место за любым из столов в нашей комнате... Иван Григорич предоставит в ваше распоряжение папки с нашими документами, чтобы вы ознакомились, как надо оформлять акты документальных ревизий подчиненных нам организаций. Будут вопросы - можете обращаться ко мне и к моему заместителю.

К вечеру, просмотрев с десяток актов ревизий с приложениями, Алексей, кажется, понял, что означало выражение его бывшего кустаревского шефа Павла Михалыча: "У меня от этих бумаг голова пухнет... " Ну, а шеф ревизоров, которые в свое время сочиняли эти акты, определив, наверное, по внешнему виду, состояние новенького, на третий день подозвал его к своему столу и сочувственно посоветовал:

- А сейчас вам, молодой человек, самое время немного проветриться. Идите в секретариат нашего учреждения, выписывайте командировку в Новодворский райпотребсоюз, где вам предстоит постажироваться под руководством тамошнего инструктора-ревизора. Предписание об этом для руководителя райсоюза получите тоже в секретариате.

И, обращаясь к своему заместителю:

- Иван Григорьич, будьте любезны, покажите молодому человеку, где у нас секретариат.

 

Отправляясь на стажировку, Алексей чуть было не забыл написать Вере, по какому адресу следует писать ему, если она захочет или у нее возникнет необходимость снестись с ним. А приехав на место, он на третий день был не то что удивлен, а немного раздосадован внезапным приездом своей благоверной. Раздосадован потому, что он еще не успел справиться со своей кручиной, вызванной внезапной разлукой с новой любовью, застигнувшей его врасплох.

Вера заявилась в дом заезжих поздно вечером, когда Алексей уже собирался лечь спать. Он не поверил своим глазам, когда дверь в его одноместную спальную комнату без стука открыла и в проеме ее пред ним предстала его законная супруга.

- Ты как сюда попала? - невольно вырвалось у бедняги, который собрался было уже, забравшись под одеяло, погрустить перед сном о синичке, такой желанной и, по-видимому, упорхнувшей невесть куда на веки вечные...

Несчастный как-то сбросил со счетов то обстоятельство, что приехать к нему из Кустарей не составляло особой сложности: перехватить в Кустарях какую-нибудь попутку до станции и поскучать один час в вечернем пригородном поезде.

- Может, ты все-таки обнимешь меня?- обиженно проговорила Вера. - Или мне лучше вернуться на станцию и дождаться на вокзале обратного поезда?

Муженька словно кто подтолкнул в спину - он набросился на жену, стиснул ее в объятьях, приподнял с полу, опустил, начал суматошно целовать - до тех пор, пока благоверная не уперлась ему в грудь кулачками, говоря при этом:

- Тише ты, сумасшедший!.. Всю помаду мне с губ слизал.

- Вот так новость! Разве ты уже прибегаешь к косметике?

- Эка - хватился! Ноне девки еще до замужества мажутся так, что не дай Бог кому прикоснуться.

- А на кого же ты Генулю оставила? - так, чтобы только не молчать, спросил Алексей.

- Может, ты не рад тому, что я приехала? - в голосе подруги жизни прозвучала обида - и еще кое-что.

Алексею осталось только, сдержав горький вздох, признать, что ведет он себя перед законной супругой несерьезно. Пришлось срочно вымучивать какое-то оправданье.

- Верунь, извини, я сейчас настолько погрузился в новую для меня и пока еще трудную работу, что порой не замечаю, что происходит вокруг меня. Я в самом деле не ожидал, что ты приедешь. Мне надо бы написать тебе, чем я сейчас занят.

Кажется, Вера извинения приняла.

- Ладно уж, не оправдывайся, медведь... - сказала она, - ткнув супруга кулачком в грудь. Давай ужинать. Я домашней снеди привезла - копченый шпиг, свежие пирожки с печенкой. Свекор кабанчика заколол - кормить стало нечем, прошлогоднюю картошку с огорода всю подъели.

Муженек только тут почувствовал, что он совсем оголодал на здешних скудных харчах - в местной забегаловке торговали только чаем, зачастую холодным, да черствыми бутербродами шут знает с чем...

Вера, когда ночью супруги, побывав в объятьях друг друга, отдыхали каждый на своей подушке, не то спросила муженька, не то высказала свое мнение:

- Слушай, Леш, а у тебя есть другая женщина.

Алексей тогда не нашелся, что ответить своей благоверной. Он просто обнял ее и нежно поцеловал в губы - вспомнил вероятно слышанное от кого-то: когда муж целует свою жену, он этим закрывает готовый к упрекам рот.

Хитрец понимал, конечно, что избавить от подозрений свою суп-ругу, мать его ребенка, он этим не может. Так ведь и ей своих голословных утверждений обосновать было нечем. Мужчина так и сказал своей женщине:

- Верунь, но ведь все жены вероятно, когда на время разлучаются с мужьями, рано или поздно начинают подозревать их Бог знает в чем.

К счастью, последние слова муженька Вера не слышала: дорога к нему была непривычно трудной, к тому же одолевала забота, поскольку ей уже сегодня предстоял обратный путь - свекровка согласилась принять на себя заботы о внучонке только при условии, если она вернется не позже, чем через пару дней.

 

Утром Вера проснулась рано - до начала рабочего дня Алексея у супругов было еще около двух часов времени. Молодая женщина, отдохнув за ночь, начала рассказывать о том, как быстро растет их малыш, о его невинных проказах.

- И знаешь, Леш, - увлеченно делилась она новостями о любимом чаде, - когда я начинаю ему говорить, мол, папа, отец твой скоро приедет, он смотрит на меня во все глаза и, кажется, всё до капельки понимает...

Потом, погрустнев ни с того, ни с сего, Веруня подняла самый больной для нее вопрос:

- Леш, а что же нас ждет дальше? Как ты думаешь, где нам теперь вить свое семейное гнездышко?

- На первой горькой осине... - мрачно пошутил супруг и тут же был за это наказан: Вера замолкла, а вскоре до его слуха донеслись с ее подушки с трудом сдерживаемые всхлипывания.

Кое-как успокоив женушку, заботливый муж предложил:

- А что, если я поговорю с теткой Катериной - может она приютит нас на время? А там, глядишь, мое начальство на работе охлопочет мне какую-нибудь комнатуху в городе...

О том, что сам он обосновался в городе пока у этой своей сердобольной родственницы, Алексей рассказал жене накануне. Вера, прежде чем ответить, долго молчала, и на это у нее были веские причины. Главная из них - ей не хотелось расставаться со своими родителями, а также бросать работу, где у нее с сотрудницами давно уже сложились добросердечные отношения.

Посоветовавшись, встречающиеся друг с другом по случаю муж и жена договорились, что Вера сообщит о своем решении письмом. Позавтракали супруги остатками еды, привезенной Веруней из дома. Посмотрев на часы, Алексей начал поспешно одеваться: на работу он приучил себя и в командировке являться вовремя. Для порядка муженек счел нужным спросить супругу:

- Верунь, тебя до вокзала проводить?

Жена погордилась про себя - спутник жизни у нее ухажёристый, ничего не скажешь. На его вопрос она ответила:

- Не надо, Алеш, ты же на работу опаздываешь. А мне тут ходьбы-то всего на пять минут.

 

О стажировке у Алексея, вчерашнего школяра, впоследствии осталось впечатление как от своего рода туристической поездки - ни тебе строго определенных обязанностей, ни давящей на плечи ответственности. Листай себе пухлые помесячные подшивки с первичными документами, выписывай на листок, по присказке местного ревизора райпотребсоюза, "то, что не так", перечисли потом все нестыковки в сводной бумаге, которая называется "Акт документальной ревизии" и заставь подписать этот акт тех, кто допускал в своей хозяйственной деятельности огрехи.

Только потом, погрузившись с головой в настоящую работу, Алексей поймет, что шапка Мономаха далеко не так легка, как ему показалось с налета. Показалась, наверное, потому, что очень уж несерьезную девчонку посадили в свое время на место старшего бухгалтера сельпо, которое ему поручили ревизовать. Ведь у себя в Кустарях, где он проработал более трех лет, продавцы сельпо почитали бухгалтера больше, чем самого председателя правления - всё потому, что хотя он и был справедливым, но настолько требовательным, что Боже упаси принести ему товаро-денежный отчет с исправлениями да подчистками. Новичков, например, корифей бухгалтерского дела заставлял переписывать документ до тех пор, пока, "глядя на него, и Богу не станет приятно, и нечистой силе в аду тошно". Так любил говаривать настырный асс здорового буквоедства...

Ну, а что здешняя бухгалтерша Зинуля, как звал ее председатель сельпо? Скажешь ей, что, мол, отчеты материально-ответственных лиц оформлены небрежно, порой даже неразборчиво, а она в ответ с таким независимым видом, с улыбочкой: "Что верно, то верно, институтов они у нас не кончали"... И легкомысленно рассмеётся. А то еще и надерзит: "Вам бы работу кандидатов наук проверять, а вы тут с нами, недоучками, мучаетесь".

Листая сельповский гроссбух, так называемую "журнал-главную", Алексей наткнулся на такую душещипательную запись: "Одна тысяча пятьсот рублей - пропить по решению пайщиков". Когда ревизор сделал бухгалтерше замечание о некорректности записи в официальном документе, она сначала с недоумением посмотрела на ревизора, а потом чуть ли не со слезами на глазах начала оправдываться:

- Что я, сама что ли это придумала? Так мне председатель велел записать.

А председатель - примерно одних лет с ревизором - когда Алексей показал ему этот шедевр бухгалтерского языка, диву дался:

- Ну, что ты тут скажешь!.. Помню я такой случай. Проводили мы отчетную кампанию перед пайщиками. Ну и, как это было заведено еще до нас, устроили по окончании торжественный обед... с этим делом конечно - тут председатель красноречиво щелкнул себя по горлу - за счет родного общества потребительского. Ну, а после бухгалтерша привязалась ко мне - вынь ей, да положь, растолкуй, по какой статье провести израсходованные деньги. А я - откуда мне знать такие бухгалтерские тонкости, если меня выбрали в председатели всего полгода назад, и даже ни на какие курсы не посылали... Словом, думать было некогда, ну, я и бросил ей на ходу - напиши, мол, что пропили по решению пайщиков. Потому как мы на самом деле провели по этому вопросу специальное голосование... Я и не подумал тогда, что Зина примет мои слова всерьез.

Что касается самого факта расходования народных средств на сомнительные нужды, то, во-первых Алексей не знал, есть ли такие законы, или, как тогда говорили, установки, которые упорядочивали бы это дело. Во-вторых, был ли на самом деле этот пресловутый обед? Не могло ли быть так, что лица, подписавшие акт, поделили деньги между собой...

Алексею предстояло покорпеть на своей новой должности не один год, столкнуться не с одним случаем расхищения народных средств, дабы понять, что одной из причин неудовлетворительности контроля за сохранностью денежных средств и товаро-материальных ценностей в потребкооперации была именно молодость и неопытность кадров в этой сфере.

 

 

назад	оглавление	далее