Глава одиннадцатая

На утро после свадьбы Алексей пробудился от ласкового прикосновения чего-то теплого к левой щеке, точнее от необычности этого прикосновения, льнущего и соблазнительного - его еще никто никогда так не будил. Открыв глаза и увидев склоненное над ним лицо милой женушки, счастливый новобрачный приподнялся с постели, сгреб, как говорится, в охапку свою ненаглядную и опрокинул ее через себя на кровать.

- Ты же мне прическу испортить мог, медведь, а я и так боюсь на работу опоздать, - недовольно проговорила молодая жена, когда Алексей, нежно поцеловав ее в оба глаза, поставил на пол. Ругаться она старалась приглушенным голосом, чтобы не было слышно за тонкой тесовой стенкой, отгораживающей спальню от горницы.

- Одевай свой халатик и - марш на кухню завтракать, - шутливым тоном приказал муж.

- Ну уж, нет! - капризничая, надула губки Вера. - Без тебя я отсюда шагу не ступлю...

Несмотря на то, что брачная ночь у них, по пословице, пронеслась мимо дома с колокольцами, молодожены вышли на кухню под ручку» весело шутя и переговариваясь - так, будто они всю ночь только и делали, что радостно щебетали, как пташки в кустах сирени в родительском саду.

Вышли молодые и попали, что называется, прямо в кон: Степанида Ивановна как раз накрывала стол на две семьи. Впрочем, накрывала, - сказано, пожалуй, чересчур торжественно. Всего и дел-то свекровке было, что подставить на стол деревянный кружок - чтобы не попортить клеенку - и умостить на него кастрюлю с только что сваренным на керогазе кушаньем из пшена и картофеля, которое в кустарях издревле именовали кулешом. Блюдо это могло быть молочным или постным, но маманя Алексея предпочитала варить пшено и картофель на воде, а потом, по мере готовности, сдабривать блюдо кипяченым молоком - и экономно, и все же вкуснее и питательнее, чем глотать постное пшено.

- Доброе утро, мама! - сказала Вера, подходя к столу.

Когда пожилая женщина услышала это простенькое, милое сердцу слово "мама" от нового члена семьи - вчера еще совершенно чужого человека - у нее даже сердце зашлось от радостной благодарности. Степанида Ивановна уже не раз слышала, что нынешние невестки чураются называть свекровку мамой, предпочитая, как на службе, обращение по имени-отчеству. От этого из отношений между свекровями и снохами улетучивались, опадали, как цвет с яблонь, былая теплота и доверительность, более жесткими стали предъявляемые друг к другу требования, все реже проявлялись сочувствие и сопереживание друг к другу.

Может, охлаждению отношений между восходящим и доживающим поколениями способствовало и то обстоятельство, что изменились экономические отношения между ними. Ведь почти каждая невестка сделалась теперь либо дояркой в колхозе, либо бухгалтером в каком-нибудь учреждении, а то и вовсе врачом-гинекологом в местной больнице. Попробуй, ущеми такую в ее вольнолюбивых притязаниях, в стремлении к лаврам самостоятельности. Чем-чем, а уж куском хлеба ее не попрекнешь - помни, дескать, чьи щи хлебаешь...

О том, как трудно вчерашней невесте, вышедшей замуж в дом жениха, назвать утром после брачной ночи мамой его родительницу, по сути, чужую женщину, Алексею еще в госпитале рассказывала одна медсестричка, которой все это пришлось пережить.

- Главное тут, - считала медсестра, - в нужный момент набраться силы воли и преодолеть в себе чувство неловкости, а вернее, пожалуй, свою гордыню. По-моему, все тут начинается с жарких объятий, которыми обмениваются молодожены в свою первую совместную ночь. Когда ты сливаешься со своим любимым, обычно и чувствуешь себя с ним единой плотью. А если при этом и ваши души трубят в один горн, то не трудно вообразить, что в этой симфонии слышны и голоса родителей твоего избранника. Тут уж забываешь, что свои первые семнадцать - восемнадцать лет ты знала только одну мать - ту, которая вскормила тебя своим молоком.

Поскольку мужа тут воспринимаешь как часть, продолжение своей плоти, остается всего один шаг до того, чтобы вообразить себя частью плоти матери своего спутника жизни. И стоит только раз, преодолев себя, назвать родительницу мужа мамой, в следующий раз, обращаясь к ней, уже почувствуешь, что, зовя свекровь по имени-отчеству, ты отчуждаешься от нее. Словом, как говорят в народе - лиха беда начало. Точно так же, как на пиру страстей при первых жарких объятьях с будущим отцом своих детей.

...У Алексея, когда он услышал, как его женушка в первый раз назвала свекровку мамой, сердце наполнилось гордостью за свою лучшую половину. Да ей, Вере, по его мнению, и усилий-то особых прилагать не пришлось, чтобы решиться на признание Степаниды Ивановны своей второй мамой. Выросшая в многодетной семье, где почитание детьми старших впитывалось, по народному присловью, с молоком матери, избранница Алексея, скорее всего, сочла такое обращение как само собой разумевшееся.

Забегая вперед, можно предположить, что Вера предчувствовала свое будущее, в котором ее жизнь будет протекать бок о бок со свекром и свекровью вплоть до последнего дня их пребывания на земле.

 

График первого рабочего дня после свадьбы оказался у Алексея более насыщенным, чем обычно. Помимо его обычных обязанностей по учету операций подсобного производства, Алексей Михалыч, старший бухгалтер сельпо, попросил его срочно разверстать по торговым предприятиям план товарооборота и разработать варианты обязательного минимального ассортимента товаров для магазинов и ларьков различной специализации.

По своей привычке подтрунивать над своими подчиненными, шеф, проходя мимо стола молодожена, спросил его вполголоса:

Ну, каково оно там? - и весело подмигнул при этом.

Что - оно? и где - там? - Алексей сделал вид, будто не понимает, что речь идет о его первой ночи.

Известно где, - усмехнулся шеф. - На седьмом небе... а как - я у тебя хотел узнать.

Наверно, как и в ваше время... - с серьезным видом ответил молодожен и дал понять, что продолжать разговор на эту тему не намерен.

Ближе к обеду Алексея вызвал к себе в кабинет Леонтий Матвеич, предсельпо, велел оповестить членов правления: вечером предстоит провести внеочередное заседание правления.

 

Молодой человек едва успел справиться с порученной ему работой, как в контору по одному, по двое начали собираться правленцы.

Старый валяльщик Козлов, ветеран потребкооперации, как обычно водрузил свой массивный корпус, исполненный скрытой могучей силы, на стул за столом против Алексея. Обратив на него свои добрые, всепонимающие глаза, старик с искренней улыбкой поздоровался, справился о делах и самочувствии отца молодого человека. На этом старый правленец Козлов замолк. И как Алексей ни старался разговорить его, втянуть в доверительную беседу, все попытки любознательного собеседника оказались тщетными.

Когда все члены правления собрались, председатель, Леонтий Матвеич, объявил повестку. На заседании стоял один вопрос: "Изыскание средств для срочного ремонта пекарни сельпо". Предсельпо кратко изложил суть дела. Пекарня не ремонтировалась более десяти лет. Печи потрескались, дымят. В одной из них подвыкрошился настолько, что формы с тестом при загрузке опрокидывается. Пекари не раз предупреждали руководство, что печи грозят обрушением. А главная загвоздка состояла в том, что правление сельпо не имеет денег на ремонт. Ресурса из амортизационного фонда потребительского общества в прошлом году позаимствовала вышестоящая организация - райпотребсоюз, который деньги до сих пор не возвращает из-за отсутствия средств в данном фонде.

- А почему вы в суд на них не подадите? - перебил председателя один из членов правления.

Палей начал сбивчиво объяснять, что, мол, неудобно своим со своими судиться. Как им потом в глаза смотреть, ведь теперешняя нужда - она не последняя, чуть ли не каждый день приходится кланяться начальству.

Тут правленцы зашумели, задвигали стульями. Одна из активисток правления, работница райисполкома, решительно поднялась со стула, потребовала: "Дайте мне слово!"

- Товарищи! - спокойным, но твердым голосом начала она. - Да что - дело, я имею в виду ремонт пекарни - первый что ли каверзный вопрос, с которым мы сталкиваемся в свой работе?

Тут выступавшая окинула взглядом всех присутствующих.

- Я полагаю, - продолжала она, - что многие из этих проблем председатель с бухгалтером могли бы решить и без нас.

Выразим им благодарность, - в голосе активистки прозвучала еле заметная ирония, - за то, что они блюдут принцип коллегиальности управления.

В ответ на шутливое предложение сотрудницы райисполкома члены правления оживились было, но она посерьезнела и закончила речь в жестком тоне:

- Я предлагаю следующую формулировку нашего постановления:

Первое: Обязать товарищей Палея и Найденова обеспечить начало ремонтных работ на пекарне не позднее трех дней после настоящего заседания;

Второе: Просить у правления райпотребсоюза разрешения на позаимствование денег на ремонт из оборотных средств;

Третье: В недельный срок оформить материал в суд на правление райпотребсоюза на предмет принудительного списания с его счета соответствующей суммы в погашение задолженности.

Выступавшая поблагодарила за внимание и вернулась на свое место. Предсельпо Леонтий Матвеич тяжело поднялся со стула, его как всегда спокойное и бесстрастное лицо заметно побледнело.

- Я хотел довести до сведения членов правления, - глухим голосом, с расстановкой произнес он, - что оборотные средства использовать не по назначению Госбанк никогда не разрешит.

- А вы возьмите из наличных, из выручки, - подсказал кто-то. Палей достал из кармана галифе пачку, начал выуживать из нее "беломорину". Все обратили внимание, что пальцы его дрожат.

- А в тюрьму вы за меня пойдете? - не повышая голоса, спросил председатель. - Вы что, не знаете циркуляра Госбанка, предусматривающего уголовную ответственность за растранжиривание оборотных средств?

Последним взял слово старший бухгалтер сельпо.

- Я должен довести до вашего сведения, товарищи правленцы, сказал он,- что за время Отечественной войны была почти полностью приостановлена работа с паевым фондом - основным источником средств, на которое существует наше потребительское общество. Задолженность членов-пайщиков составляет сейчас около двухсот тысяч рублей. Если бы граждане внесли хотя бы половину этой суммы, нам бы с лихвой хватило и на ремонт печей, и на другие нужды. Мы разработали план-график мероприятий по активизации работы по сбору паевых взносов. Основными его исполнителями будут работники конторы. Однако наших сил будет недостаточно. Ведь предстоит обойти всех членов - пайщиков. К правленцам у нас будет просьба: во-первых, утвердить наш план, во-вторых - принять участие в подворном обходе , поскольку своими силами нам не обойтись: в селе насчитывается более пятисот дворов. Это шестнадцать улиц, длина каждой из них около версты.

Просьбу бухгалтера об утверждении плана члены правления охотно удовлетворили, но принять участие в обходе изъявили желание только две колхозницы, и то при условии, если их отпустит с основной работы бригадир.

 

Алексею его шеф выделил для обхода самую дальнюю улицу - Караулиху.

- Я знаю,- сказал он,- ты у нас легкий на ногу. Заодно и лесным воздухом подышишь - там у них сразу же за огородами - еловая пуща. В подручные секретарю выделили ученицу продавца Марусю - смешливую девчонку, которую работницы конторы за глаза обзывали стрекозой.

Когда Алексей и его помощница добрались до Караулихи, в первом же дворе изба оказалась закрытой на замок. Та же картина ожидала их и во втором, и в третьем дворе. Когда же сельпачи подошли к четвертому дому, их встретил здоровенный пес, который, просунув голову в подворотню, оглушил гостей несмолкаемым злобным лаем. Алексей постучал в окно хаты, срубленной из добротных сосновых бревен. В ответ на стук из калитки вышла высокая сухопарая женщина лет за тридцать. Она недружелюбно осведомилась, чего пришельцам нужно.

- Мы из сельпо, - объяснил Алексей. - Нас послали выяснить, как у вас обстоит дело с паевыми взносами...

- А что это такое? - хмуро спросила хозяйка.

- Ваш хозяин дома, - начал терпеливо объяснять Алексей, - числится членом-пайщиком Кустаревского потребительского общества. У вас должна быть членская книжка, где записано, какую сумму пайщик внес в кассу общества...

- А когда это было? Этого Алексей не знал.

- Я вышла в этот дом замуж, - стала вспоминать собеседница, - перед самой войной. Ничего о том, что вы рассказываете, я не слышала.

- А в доме кроме вас есть кто-нибудь?

- Свекровь... Она на огороде, ботву убирает.

- Можно с ней поговорить?

- Проходите.

Женщина пропустила сельпачей вперед, закрыла калитку на засов.

- Подождите здесь, - сказала она и пошла на огород, примыкавший к двору.

Свекровь - довольно еще крепкая пожилая женщина, накрытая выцветшим ситцевым платком - пригласила Алексея со спутницей в дом, по дороге дала знать, что паевая книжка у них была, надо только поискать ее в сундуке. Хозяйка пригласила гостей присесть на табуретки у кухонного стола, сама удалилась в горницу.

Ждать пришлось довольно долго. А когда дождались, и Алексей раскрыл протянутый ему документ, он сразу же обнаружил, что за время войны хозяева свой пай ни разу не пополняли.

- Мамаш, - сказал дотошный служащий сельпо, - ваша семья как пайщик сельского общества потребителей должна была внести в кассу четыреста рублей. А у вас тут значится только двести. Надо погашать задолженность, а то у нас не на что закупать товары.

- Господи, - взмолилась хозяйка дома. - Да какие там товары-то были в войну? Соль, да керосин, да спички... и те по талонам.

- Но ведь обществу, - пытался Алексей вразумить пайщицу, -надо было выкладывать деньги поставщикам за все это.

- Знамо дело, надо, - согласилась хозяйка. - Да нам-то где же их взять? Хозяина я схоронила. Сыночек, кормилец наш, на войне голову сложил. Спасибо колхозу - сношеньку в доярки определил. А то бы хоть помирай. А ведь у нас дети малые.

Что делать в такой безвыходной ситуации, секретарь сельпо не знал.

Мамаш, - наконец нашелся он, - к вам от руководства общества будет такая просьба: вы, когда будет возможность, хоть понемногу погашайте вашу задолженность...

Да мы что? - засуетилась старая женщина. - Да мы разве против? Мы завсегда рады помочь обществу. А сейчас извиняйте – даже пайку хлеба порой не на что выкупить.

С тем бабка и выпроводила непрошенных гостей.

Та же история - с пустячными вариациями - повторилась и в следующем дворе. И в пятом, и в пятнадцатом. Время ушло уже далеко за полдень, когда Маруся сдалась:

- У меня уже желудок свело от голода, я больше не могу...

Алексею оставалось только отпустить помощницу домой и отправиться на доклад к начальству. Собрать ревностным борцам за паевой фонд посчастливилось всего пятнадцать рублей, и то, как поведала потом секретарю его помощница Маруся, на эту мизерную сумму расщедрилась матерая спекулянтка, которая, по-видимому, боялась, что если она не задобрит сельпачей, те натравят на нее милицию.

 

Доклад Алексея старший бухгалтер слушал, задумчиво поигрывая только что остро отточенным карандашом. Сказав все, что считал нужным, секретарь продолжал сидеть на стуле рядом со столом свого шефа, ожидая от него дальнейших указаний или хотя бы реакции на свое сообщение. Однако ни того, ни другого не воспоследовало. Вместо этого, оторвав глаза от карандаша, он с грустью в голосе спросил:

- Ну, чего ты ждешь от меня? Что я выну из стола палочку-выручалочку, и она подаст тебе мудрый совет?

И - после непродолжительного молчания:

- Что касается твоего неутешительного сообщения, то я тебе открою: мы с Палеем таких результатов и ожидали. Только не говори, что мы с председателем не жалеем ног сотрудников и гоняем вас только ради показухи - пусть, дескать, наше начальство видит, что мы не сидим, сложа руки, не ждем у моря погоды... Ты хоть сам-то понимаешь, в чем смысл проводимой нами кампании?

К счастью, Алексея тут осенило:

- Результаты проверки членских книжек, - выпалил он, - позволят нам получить конкретную картину задолженности членов общества по паевым взносам...

- Молодец: - с довольной улыбкой сказал бухгалтер. - Но это не все. Начальство постоянно шпыняет нас тем, что мы, дескать, не работаем с паевым фондом. Посмотрим, чем они будут укорять нас после этого.

- Алексей Михалыч! - не удержался секретарь, - а мне жена – вы знаете, что она работает в райпотребсоюзе - говорила, что в некоторых сельпо района сочли нецелесообразным ходить с протянутой рукой по дворам. Там продавцам предоставлено право как бы продавать паевые марки покупателям, которые заходят в лавку за какой-либо надобностью.

- Здрасте вам... - усмехнулся бухгалтер, - А ты что, сам в наши торговые точки за покупками не ходишь? Мы уже с полгода как ввели эту методику. Правда, работникам прилавка дан строгий наказ: бабок и дедов оставить в покое. А если молодой здоровый бугай зашел за бутылкой сивухи, почему не провести среди него массово-разъяснительную работу относительно того, откуда и на какие шиши в наших лавках заводятся товары...

На прощанье в тот раз Алексей спросил шефа:

- А как насчет обхода - есть смысл продолжать его?

- А что, ты не рад благоприятному случаю вырваться на волю, подышать свежим воздухом, вместо того, чтобы протирать штаны в конторе?

Увы - что ответить на такую резонную отповедь начальства, секретарь не нашелся.

 

В последнюю свою вынужденную прогулку по дворам односельчан Алексей шел с тяжелым сердцем. Не то, чтобы плоды его труда были менее весомы, чем у его коллег, просто обстоятельства сложились так, что нервы у него утром, когда он шел на работу, оказались напряженными больше, чем обычно. К тому были свои причины. Супруженька встала утром с головной болью, в угнетенном состоянии духа. Маманя малость проспала, так что в завтрак молодым пришлось довольствоваться стаканом молока или чая с хлебом. Вера ушла на работу, не пожелав муженьку, как обычно, успешного трудового дня. Помощница Маруся отпросилась домой - мать уговорила ее помочь с уборкой жилья, и Алексей был даже рад этому: всё одной свидетельницей его уныния будет меньше.

В общем, так или иначе, но работа у секретаря сельпо в этот день явно не спорилась. В итоге он не собрал денег и десятой доли того, что перепадало ему в предыдущие дни. Но всё это были пока еще цветики. Ягодки ожидали его, когда он вышел на окраину улицы и остановился у хаты на отшибе, которую он почему-то ни разу не видел до этого и которая поразила его своей убогостью: обветшалая, полусгнившая соломенная крыша, поросшие по углам ошметками мха бревенчатые стены, подслеповатые оконца, одно из которых было забито потемневшими от времени тесинами. Выглядела хата по-сиротски, наверное, потому, что в отличие от большинства других жилищ села она не имела двора с обязательными для него воротами.

Рассудок подсказывал Алексею, что смысла заходить в хибару с точки зрения его задания не было никакого, но он чувствовал - что-то влекло его в это жилище, и он ничего не мог с собой поделать. Не колеблясь, хотя и с тяжелым сердцем, ретивый обходчик открыл дверь, которая оказалась не запертой. Помещение, в котором он оказался, чем-то напоминало ему кухню родительского дома, только было намного меньше и стекла в крошечном окошке Бог знает, когда чистились. Дверь в переднюю была забита широкими планками. Напротив окошка помещалась казавшаяся огромной русская печь.

До слуха Алексея донеслось, по-видимому, с лежанки печи, слабое шуршание соломы или сена. Он поднял глаза и, кажется, обмер от неожиданного, необычного зрелища: от груды тряпья на лежанке отделились три серых опухших лица - одно женское и два детских - на которых были еле различимы узкие щелки глаз. Лица казались неживыми, потому что Алексей не прочел в них никакого выражения. Первым импульсом сельповского служащего было повернуться и покинуть это страшное место. Усилием воли он заставил себя приблизиться к печи и спросить:

- Вы больны?

В ответ женщина сиплым голосом проговорила - по слогам: - По-есть... Хле-бца...

Молодой человек вспомнил слышанные им от кого-то официальные сведения: в конце войны на селе и по району было столько-то случаев смерти от голода. Он понял - сейчас надо действовать, и без промедления.

- Потерпите, ради Бога, - сказал да умоляющим голосом.- Я сейчас... Расстояние до центра села - а это было более полверсты - Алексей, одержимый одной мыслью - не дать людям умереть голодной смертью-то спорым, быстрым шагом, то срываясь на бег, одолел минут за десять. Вбежав в лавку, где торговала симпатизировавшая ему продавщица Анфиса, молодой человек, с трудом переводя дыхание, проговорил:

- Анфиса, дорогуша, там, на Караулихе дети, мать... опухли, умирают с голоду...

Поняв, в чем дело, продавщица выложила на прилавок четыре буханки хлеба, которые она приберегала для знакомых, Алексей извлек из грудного кармана пиджака все деньги, какие у него были с собой.

Этого хватит? - спросил он.

Даже на двести граммов сивухи останется, - с усмешкой ответила продавщица. - На, возьми сумку, чтобы нести было в чем...

Когда Алексей, переживая, вернулся к семье, как он потом узнал, погибшего на фронте земляка, хозяйка, совсем ослабевшая без пищи, попросила его помочь ей спуститься с печи, сесть за стол. С великим трудом, с продолжительными передышками несчастная рассказала, что вот уже три недели, как она утеряла деньги - скромное пособие за мужа. Пришлось ходить побираться - по соседним деревням, потому что у себя в селе она стеснялась... А потом заболела, кормить детей стало нечем, и они вот уже пятый день с печи не могут слезть - обессилели. Теперь даже за водой некому сходить.

Алексей, не мешкая, взял ведро, которое стояло на лавке у окошка, сбегал к колодцу. Потом он затопил печь, поставил в нее с помощью ухвата чугунок с водой. Отыскал в ящике стола нож, нарезал хлеба.

- Вы поешьте, - сказал он хозяйке, - а то у вас может случиться обморок.

- Был уже... и не один, - слабым голосом проговорила женщина,- я лучше потом... с кипяточком.

Дождавшись, когда вода в чугунке вскипит, молодой человек наполнил три чашки, две из них вместе с ломтями хлеба подал ребятишкам, которые сидели, свесив ноги, на печке. После этого он, обращаясь к хозяйке, спросил:

- Я могу еще чем-то помочь вам?

- К нам приходили... из сельсовета, - с трудом проговорила женщина, - сказали, что нам будет оказана помощь. А вот уже больше недели никто глаз не кажет. Узнать бы - в чем дело...

- Хорошо, я наведу справки. А завтра после работы я обязательно навещу вас.

Когда Алексей, вернувшись в конце рабочего дня, поведал обо всем увиденном и пережитом на Караулихе Леонтию Матвеичу, тот, отреагировав на взволнованный рассказ секретаря жадной затяжкой табачным дымом, в своей размеренной манере проговорил:

- А ты что, не знал, что на селе есть люди, которые голодают?

- Да, но не в такой же степени!.. - возмутился Алексей.

- Верно... В данном случае это... это упущение райсобеса и сельсовета. На этой неделе местная власть была обязана снабдить мукой и крупой все семьи погибших воинов. Для этого создан специальный фонд... Дай-ка я запишу,- и председатель сельпо попросил адрес семьи, бедственное положение которой так взволновала молодого человека.

- Возьму под свой личный контроль, - сказал Леонтий Матвеич. - Так будет надежнее...

Выйдя от шефа, Алексей почувствовал, что необъяснимая как мир тяжесть на сердце, с которой он начал рабочий день, стала, как ему казалось, невыносимой. Он вспомнил, что Анфиса, когда он покупал у нее хлеб для голодающей семьи, намекнула ему - по-видимому, она знала, что требуется человеку, когда нервы у него на пределе - насчет выпивки по окончании рабочего дня. Она и вправду, словно ожидала Алексея, своего собрата по доле. Когда он вошел в лавку, продавщица молча налила ему стакан водки, положила на лоскут бумаги немного соленой камсы. Расспрашивать уставшего человека она ни о чем не стала, поэтому молодой человек, залпом опорожнив стакан и закусив парой рыбешек, поблагодарил свою благодетельницу и направился прямо домой. Как оказалось, Вера с работы еще не приходила. Сказав мамане, что он очень устал, сынуля прошел в спальню, разобрал постель, лег и усилием воли заставил себя уснуть.

Алексей не знал, что, проманежив мужа две недели, супруженька в эту ночь решила преподнести своему благоверному сюрприз...

Вера в этот день пришла с работы домой несколько позже чем обычно - ей пришлось пройтись по магазинам, сделать покупки для задуманной ею небольшой пирушки.

Дома, когда она, раздевшись, начала было делиться со свекровкой впечатлениями о том, насколько все еще пусты полки сельских лавок и как люди рыщут по торговым предприятиям в поисках самого необходимого, пожилая женщина неодобрительно посмотрела на сноху и укоризненно проговорила:

- Дочка, если можно, говори потише... у Алеши был трудный день.

- А что случилось, он не сказал?

- Да вроде ничего особенного. Ты же знаешь - они, сельповские работники, теперь по дворам ходят, людей уговаривают взносы платить...

- Ну, и что? Работа как работа...

Свекрови такое отношение к делам сынули показалось легкомысленным, но, будучи умудренной жизненным опытом, она предпочла в споры не вступать, сказала только:

- Алеша, наверно, скоро встанет поужинать, он тебе и расскажет, что и как...

На этом Степанида Ивановна умолкла, давая тем самым невестке знать, что больше она разговаривать на эту тему не намерена. А та, по-видимому, чтобы подлизаться к свекрови, подошла к столу и с готовностью услужить спросила:

- Вам помочь, мама?

А Степанида Ивановна, разминавшая толкушкой вареный картофель в алюминиевой кастрюле, вместо ответа обратилась к невестке с просьбой:

- Дочк, я тебя прошу, не беспокой пока Алешу. Я - мать, и хорошо знаю своего сына. Сейчас ему больше всего нужен хороший, спокойный сон. А выспится, проголодается - я по опыту знаю, он сам найдет, чего поесть.

- Значит, к ужину его не будить?

- Если можешь потерпеть, лучше не надо.

За ужином, к которому семья приступила сразу же, как со двора, управившись, пришел свекор, царило молчанье. Вера уже привыкла к тому, что за трапезой члены ее новой семьи говорят неохотно. На этот раз не удержался только Петр Кузьмич, который, поймав взгляд снохи, равнодушным голосом пожаловался:

- Опять у меня в поясницу вступило... Не иначе, как опять к непогоде.

Почти не чувствуя вкуса еды, Вера машинально опорожнила тарелку картофельного пюре в прикуску с солеными огурцами и груздями, выпила стакан чая. Подождав, пока закончат ужин свекор со свекровью, она собрала, перемыла под рукомойником и протерла свежим полотенцем посуду. В горнице, поскольку уже стемнело, молодая зажгла керосиновую лампу. Когда несла ее в спальню, почему-то обратила внимание на висевший в простенке между окнами портрет Степаниды Ивановны, сделанный, как пояснила недавно свекровь, в год ее выхода замуж. Невестка не преминула отметить про себя, что внешность у родительницы мужа в молодости была впечатляющая. В спальне молодая, поставив лампу на тумбочку, стала поправлять перед настольным зеркалом локоны в своей прическе. Улыбнувшись с чувством удовлетворения своему отражению, взяла в руки вязание, тут же опустила его на колени. Почувствовав, что пальцы рук у нее немного дрожат, она одной рукой сильно сжала другую, глубоко вздохнула несколько раз и зачем-то внимательно посмотрела на спящего мужа.

Спустя какое-то время, когда молодая сходила на кухню и удостоверилась, что старики в своей пристройке спят, она стала чувствовать себя более уверенно. Хотя и подумала не без опаски - хорошо хоть, что родители уснули, а то Бог знает, какие неожиданности выплеснет для молодоженов эта пресловутая первая брачная ночь. Наверное, не одной невесте на селе приходилось, как и ей, ждать ее с тревогой и с готовностью к самому худшему.

Сходив еще раз на кухню и прислушавшись не то к посапыванию, не то к легкому храпу родителей мужа, Вера почувствовала, что напряжение, которое владело ею весь этот день, начало выпускать ее из своих оков, но, как следствие этого, по щекам ее вдруг покатились слезинки и всем существом ее вдруг овладела странная слабость.

...Боже милостивый, и зачем только этот практикант Юрий по распределению приехал тогда к ним в райпотребсоюз? Неужто нельзя было, чтобы его послали куда-нибудь в другое место? И почему судьбе было угодно, чтобы он для своих ухаживаний выбрал именно ее, Веру? А ведь какой девчонке не лестно, если симпатичный, обходительный, по моде одетый парень вдруг обратит на тебя внимание, да еще какое! Да они, Вера и Юрий, всего и встречались-то каких-нибудь недели две, не больше. Хотя чего греха таить - не выдерживала Веруня, когда парнишка, в которого только за одни роскошные кудри можно было влюбиться, смотрел на нее своими голубыми глазами. Один взгляд этих глаз, притягивающий, обволакивающий, мог свести с ума. Недаром девчонки в райсоюзе во время обеденных чаепитий только о нем и судачили.

И надо было такому случиться, что Вера вообразила, будто Юра полюбил именно ее. Вообразила скорее всего потому, что он только для нее придумал ласкательное имя "Верунечка-Розанчик". И, наверное, быть греху: тронул-таки приезжий практикант сердце девушки и она, сама того не ведая, подала ему надежду, стали они встречаться в нерабочее время. Хотя и были-то они вместе всего несколько вечеров, причем иногда Вера приходила на свидания в сопровождении подружки.

...Не находя себе места, где бы тягостные мысли оставили ее, молодая мужняя жена перенесла лампу из спальни в горницу, привернула фитиль, долго смотрела на огонь. По лицу ее проскользнула слабая улыбка: она вспомнила, каким ласковым был Юра в тот злополучный вечер... Ну, разве можно было устоять перед его вроде невинными, а уж такими ли сладостными поцелуями. Поцелуями, при которых забываешь, кто ты и с кем ты... Разве не это люди называют счастьем? И разве есть на свете такие молодайки, у которых есть силы противостоять его соблазнам? У Веры, неопытной в таких делах сельской девушки, в тот раз не достало силы воли, чтобы воспротивиться порыву - нет, бешеному напору страсти, который вдруг обрушил на нее потерявший самообладание парень, казавшийся до этого мягким и нежным... А теперь вот приходится расплачиваться за мимолетные миги греховного наваждения. Хорошо еще, что тогда, в объятьях любовника, казавшихся железными, Бог сподобил жертву не потерять самообладания. Она сама впоследствии не могла понять, как это ее угораздило в самый жгучий момент страстного соития упереться своим кулачком в горло насильнику, выскользнуть из греховных уз. Промедли она несколько секунд, и миги высокого счастья стали бы источником неминуемых лишений и постоянной нужды не для кого-нибудь, а для нее - Веруни, которой было не миновать доли одной из многих тысяч матерей-одиночек послевоенной поры.

Деваха словно чувствовала тогда, что Юрий был не из тех, кто захотел бы потом связать себя семейными узами. И в самом деле, он на другой же день сбежал из Кустарей, и никто потом ничего не слышал о нем.

Вера понимала сейчас, что с небес обманчивых грез о неземном счастье ей пора было спускаться на жесткую, негостеприимную землю суровой действительности. Ну, а расплата за миги обманчивого счастья, тяжесть ее, будет теперь во многом зависеть от нее, от ее мужества и находчивости.

О том, что новобрачную даже в эту пору, когда ближайшие часы грозили ей неведомым испытанием, не покидало самообладание, свидетельствовало появление у нее некой, позабавившей ее игривой мысли. Интересно, подумала она, а как обстряпала в свое время эту оказию - первую брачную ночь, ее свекровка? Неужто все прошло без сучка, без задоринки? Что-то сомнительно... Судя по портрету в горнице, на нее в молодости наверняка заглядывался не один любитель первым снимать пенки. И если ее постигла участь многих бедолаг, таких как она, Вера, то, как потом Степанида Ивановна сумела ублаготворить своего муженька, Петра Кузьмича, помочь ему успокоить оскорбленное самолюбие, примириться со своей долей обиженного судьбой? Ведь если судить по сегодняшним отношениям супругов, можно подумать, что никаких распрей между ними никогда не было.

Вот бы подкатиться к свекровке, посоветоваться с ней. Но ведь это значило бы выдать себя с головой. Потому что какая любящая мать пожелает своему сынуле - кровному дитяти - жениться на девице с изъяном? Тут дело обстоит так: если признаешь себя - неважно, прямо или косвенно - неполноценной невестой, то можешь быть уверена, что твои отношения со свекровью никогда не войдут в доброе русло. Моли Бога о том, чтобы она не науськала сынулю - гони, мол, ты эту невесту без места туда, откуда она пришла...

Усилием воли молодая женщина подавила сумятицу мыслей, мучивших ее бедную голову. Надо было собраться с духом, подготовиться к ночному объяснению с молодым мужем, для которого, как она ожидала, ей потребуется все ее самообладание, чтобы с честью выдержать все, вплоть до самого худшего. Чтобы собраться с мыслями, Вера заставила себя заняться подготовкой ночного застолья. Она принесла с кухни посуду, нарезала и разложила по тарелкам колбасу и ломтики хлеба. Откупоривая бутылку с вином, долго мучилась с пробкой, пока не догадалась протолкнуть ее черенком вилки внутрь. Разливая вино по стаканам, подумала - надо, чтобы муженек выпил как можно больше. Самой придется все время быть начеку. Только как это сделать? К счастью для искусительницы, ее осенила догадка - для себя надо взять на кухне вместо прозрачного стакана фаянсовую чашку - в нее можно для проформы плеснуть пару глотков к прикрыть сверху ломтем хлеба, а когда придет пора пить вино на глазах у мужа - держать чашку у рта в таком положении, будто она была налита всклень. В общем, инсценировать желание напиться в честь такого радостного события - слияния воедино не только любящих душ, но и грешных тел - слава Богу, будет не трудно.

Подбодрив себя заклинанием: "Не робей, Верка, где наша не пропадала!" - Девушка, нет, энергичная молодая женщина решительно направилась к постели, в которой, ничего не подозревая, мерно посапывал ее благоверный, прочную привязанность которого к себе ей, законной жене, еще предстояло завоевать. Полюбовавшись с минуту на блаженно раскинувшегося во сне муженька, молодая искусительница обхватила ладонями голову спящего и прильнула к его рту губами в крепком поцелуе. Алексей открыл глаза, дико посмотрел на склоненное над ним женское лицо, не узнавая его.

- Да ну, вставай же ты, соня! - Вера уцепила мужа за руку, пытаясь поднять его с кровати. А он никак не мог уяснить себе, где он, и какое право имела эта чужая женщина приказывать ему. Мелькнула шальная мысль - а не та ли это опухшая от голода солдатская вдова, которую он накормил хлебом и которая теперь намеревается предъявить к нему какие-то требования... Понадобилось какое-то время, прежде чем молодой человек врубился в реальное положение дел. Первой его здравой мыслью было осознание того, что жена разбудила его поцелуем, причем таким, каким она его еще ни разу не целовала. Да и вообще супруги после свадьбы не сотворили еще ни одного настоящего, "скоромного" поцелуя. Так только, перед сном, женушка чмокнет благоверного в щечку - или в нос, в потемках-то не видать - да спокойной ночи пожелает. Всякий раз, как муж попытается приласкаться к законной супруге, она мягко отводила его руки. "Потерпи немного, - соблазнительным шепотом уговаривала женушка нетерпеливого сластолюбца, - вот закончу процедуры и отдамся тебе вся - до донышка..." В этом шепоте Алексею чудилась такая зазывность, что ему лишь с большим трудом удавалось погасить внезапно вспыхивавшее желание.

...Сейчас Вера считала, что она угадывает мысли мужа.

- Леша, милый, - как можно мягче заговорила она, - я понимаю, что терпение твое уже на пределе. Но мне не хотелось бы, чтобы такое большое событие, которое бывает у человека только раз в жизни, произошло у нас так неприметно, по-будничному. Извини, но я не спросясь приготовила кое-чего для маленькой

пирушки. Ты не против, если мы отметим по-скромному наше... нашу... - жена так и не нашла подходящего слова для обозначения события, которое люди именуют первой брачной ночью.

Алексей возражать не стал, тем более, что у него после выпивки в лавке у Анфисы было что-то вроде похмелья. Он обнял женушку за талию, та обвила его шею своей легкой рукой. Так, обнявшись, они, сделав несколько шагов, подошли к тумбочке.

- Вот, посмотри, что я купила! - похвасталась Вера, показывая на бутылку.

- "Ана-па", по складам прочел Алексей обозначение марки вина на этикетке. - Где это тебя сподобило достать такой деликатес?

- На складе райпотребсоюза! - не без гордости сообщила Вера.- По знакомству…

Вера взяла со стола стакан с вином, подала его Алексею, подняла свою чашку.

- За окончание твоих страданий! - молодая жена изобразила на своем лице игривую усмешку и сделала вид, будто тянет из чашки не обыкновенный воздух, а всамделишный спиртной напиток. Показав затем мужу порожнюю посуду, она победно посмотрела на него: знай, мол, наших!

Алексей понял, что жена подзадоривает его. Точно таким же манером пыталась в свое время опьянить его медсестричка Фая из фронтового госпиталя. Правда, сейчас молодой человек спросонок осознал намерение женушки не сразу. Дошло это до него, только когда Вера принялась помогать ему допить стакан до дна, подталкивая своим указательным пальцем донышко стакана кверху.

- За счастье люди пьют до дна! - сказала жена с назидательностью, которая показалась Алексею наивной.

Тут муженек почувствовал себя озадаченным. "Зачем это ей нужно, чтобы я спьянел, - подумал он. - Может, хочет посмотреть, как я веду себя во хмелю?"

Как многие равнодушные к алкоголю молодые люди, Алексей знал за собой хорошую привычку: после рюмки спиртного много и с аппетитом поесть. Сейчас, следуя приглашению жены: "Ешь, а то опьянеешь!" муженек не заставил просить себя дважды, тем более что благоверная еще и подзадорила его:

- Если не поешь как следует, можешь в постели не сдюжить.

Сказав это, женушка, как показалось Алексею, немного покраснела.

- Где это ты таких премудростей нахваталась? - в шутливом тоне осведомился Алексей.

- Ночной разговор мамани с батей однова подслушала... - смущенно проговорила Вера. - Вот уж не думала, что муженек у меня таким дотошным окажется.

Колбаса после "Анапы" показалась Алексею самой вкусной едой, какую он когда-либо пробовал. Особенно, когда женушка, расчувствовавшись, налила ему еще почти полный стакан, сопроводив его замашистым тостом:

- За то, чтобы этот день запомнился нам до самой старости!

К огорчению новобрачной добавка спиртного муженьку на пользу не пошла. Не успела она отнести на кухню остатки еды, как он, захмелев, уснул прямо на стуле. Правда, до постели он, после того, как Вера, встряхнув его за плечо, извлекла на время из объятий сна, кое-как доковылял, но ляпнулся он в нее, даже не соблаговолив снять брюки. Так и пришлось молодой хозяйке с первых же дней замужества обучаться искусству раздевания захмелевшего спутника жизни, Алексей, силясь противиться дурману, с пьяным смехом помогал ей.

Уложив мужа, Вера погасила стоявшую на тумбочке лампу и, добравшись в темноте до постели, юркнула под одеяло к супругу. Кажется, на какое-то время она даже забылась чутким сном. Однако, даже засыпая, молодая женщина не позволила себе расслабиться, запамятовать, что в эту ночь она должна, во что бы то ни стало, соблазнить мужа на то, ради чего она очаровывала его, ради чего, наконец, все женщины мира стремятся выйти замуж. Подавив начавшиеся было колебания, супруга с двухнедельным стажем повернулась на правый бок, лицом к мужу, который, как ей показалось, уже уснул, сильным рывком - откуда только силы взялись - повернула его лицом к себе. Обняв своего богоданного, с силой прижалась к нему всем телом - раз и два, и три - пока он не ответил на энергичные телодвижения женщины, показав, что обрел способность к осознанным действиям.

При этом молодой мужчина, хоть и был хмелен, не утратил бдительности, И когда супруга на какое-то время выпустила его из объятий, он осторожно спросил:

- Верунь, у тебя в самом деле такое желание?

-Какое это такое? - не поняла жена.

Алексей смутился: уж не заподозрила ли она его, будто у него богатый опыт в этом деле? Он решил переменить тему:

- Я хотел только сказать - дав себе сейчас, с алкоголем в крови - полную волю, как бы мы не заварили кашу, которую потом не расхлебаешь всю жизнь.

Вера почему-то лишь хмыкнула в ответ, а потом опрокинула муженька навзничь, начала целовать его со смаком - так, будто хотела нацеловаться про запас. После этого шалунья затеяла игру в кошки-мышки, и ее компаньону ничего не оставалось, кроме как подыгрывать ей. Во время самых жарких объятий был момент, когда супруга, ойкнув, приглушенно вскрикнула:

- Больно же, медведь!.. Неужто нельзя было полегче. Однако от догадки партнера по этому сакраментальному действу не ускользнуло, что сделала она это с большим опозданием, когда мужчина уже сделал свое дело.

...У Алексея на фронте был приятель - фельдшер госпиталя, где они вместе служили. Они частенько встречались по вечерам в дежурке палаты, где находились на излечении ранобольные, Виталию - так звали медика - почему-то нравилось просвещать Алексея по вопросам анатомии и физиологии женского организма. После бесед с ним Алексей чего-чего, а распознать, с кем он имеет дело - с девушкой или женщиной - плохо-бедно знал как. И хотел он этого или нет, закончив главное дело первой брачной ночи, незадачливый молодожен с горьким сожалением вынужден был признать: законная его супруга лишь старательно разыгрывала из себя девственницу. Другая на ее месте постеснялась бы притворяться, жаловаться на боль, которой не было, а благодарила бы партнера за удовлетворение своего самого сокровенного желания.

К чести Алексея будь сказано - он не подал и вида, что заметил подлог. Естественно, ничего не сказал он и Вере. И Эрота, бога любви, он обманул, поскольку все, что было предназначено для зачатия ребенка, ушло мимо цели. Вере пришлось вытирать мокрое пятно на простыне полотенцем, висевшим на спинке кровати.

Зачем ты это сделал? - с обидой в голосе спросила Вера.

А разве ты не знаешь, - спокойно возразил Алексей, - что у пьяниц дети рождаются дебилами?

- Я даже не знаю, что такое дебил... - простодушно призналась супруга.

Молодожен усмехнулся:

- Но уж слово "балбес" ты наверняка слышала...

- А ты у меня, оказывается, премудрый, - сказала Вера, сдерживая досаду на мужа.

...Алексей понял, что выяснять сейчас отношения с женой в свете обнажившихся несоответствий желаемого с действительностью бесполезно, потому что двусмысленности своего положения он этим не разрешит. А заключалась эта двусмысленность в том, что обманутый муж любил свою обманщицу и знал, что она тоже его полюбила. И как потом убедится супруг, женушка будет чувствовать себя виноватой перед любящим избранником. При таких обстоятельствах разве молодожен мог допустить мысль, чтобы оскорбить свою женушку нехорошим словом, не говоря уже о том, чтобы вообще порвать с ней и улизнуть в благой надежде, что в другом околотке ему повезет больше.

 

Пройдет какое-то время, и обманутый в своих юношеских грёзах супруг обратится к своей благоверной с увещеванием - мысленно, конечно. Пойми, горе ты мое луковое, возговорит он, - что я ни в чем тебя не виню. Но как ни суди, я жестоко обманут судьбой. И судьбой этой оказалась ты - моя любимая жена. Я болезненно переживаю свою невезучесть и ясно отдаю себе отчет, что помочь ты мне не в состоянии, даже если бы захотела. Знаю, ты можешь сказать: ну, найди себе на стороне кого-нибудь - у тебя ведь много знакомых девчат, только в твоей конторе работают с тобой чуть ли не полдюжины. Неужто не найдется такая, которая проникнется к тебе состраданием?

Но если бы ты и дала мне такой совет - не поверил бы я в твою искренность ни на час. И не дело это, чтобы я делил свое сердце - половину для тебя, половину для случайной женщины. Да и ты бы меня разлюбила, узнав, что я рвусь между двух привязанностей.

Однако тешил себя несчастный такой воображаемой тирадой недолго. Зная твердый характер Веры, он легко представил себе, что бы ему сказала в ответ его супруженька. Она, не теряя чувства собственного достоинства, уверенно возразила бы: "А я виновата в том, что матушка твоя тебя не в рубахе родила? Что ты ротозей, недотепа, который только и умеет, что после драки кулаками махать? О чем ты думал, когда умолял меня: "Ах, Веруня, осчастливь меня, позволь носить тебя на руках"? Все вы, мужики, дуралеи: когда вас нечистый под ребро боднет, вы готовы перед нами на коленях ползать, а когда очухаетесь, протрете глаза, начинаете скулить, как побитый кутенок. И чего ты теперь от меня хочешь? Может, я тебе не мила стала? Или ты себя шишкой на ровном месте возомнил, цены себе никак не уставишь? Ну что ж, тогда выходи вечером на Большой тракт, на этот девичий муравейник, может найдешь там свою Бриджит Бардо или кого там еще в кино показывают...

В том, что современные девахи были способны на отповеди и похлеще этой, Алексей не сомневался: суровая российская явь выковывала из них стойких борцов за свое если не светлое, то хотя бы сносное будущее. Он мог бы сказать и поцветистее: многие из них после губительной войны готовы были костьми лечь за свое место под отечественным небом, которое - хоть лопни - никак не хотело расщедриться на женихов для тысяч и тысяч россиянок, жаждавших создать свой семейный очаг.

Была у Алексея и попытка как-то удовлетворить свое любопытство относительно, как он это называл, грамотного поведения своей молодой жены в брачной постели. Чтобы Вера не подумала, что муж подозревает ее в нечистоплотном прошлом, он хотел облечь свой вопрос в обтекаемую форму.

- Вер, - спросил он женушку в один из выходных дней, когда молодые после обеда прилегли отдохнуть, - скажи, а невесты в девушках делятся друг с другом, ну, скажем, тем, как надо себя вести в брачной постели, чтобы угодить мужу?

А с чего ты взял, - насторожилась Вера, - что я тебе в первую нашу ночь угождала?

Ну, не знаю... - замялся Алексей. - Может, это так и надо... Но знакомые ребята, которые женатые, говорили, будто...

- Ладно, не мучай себя придумыванием басен, - решительно остановила его жена. - Открою тебе маленький секрет... До пятнадцати лет я спала дома в горнице вместе с родителями. Моя койка стояла, может, всего в пяти шагах позади ихней. И отец частенько, думая, что я сплю, проделывал с мамой в постели такое... Даже по утрам, когда в горнице светло было. Да и у мамани тоже губа не дура была - в постели подыграть. Когда они помоложе-то были, ночью кровать раз до пяти скрипеть заставляли. А мне - какой уж тут сон. Утром только, когда они уходили, отсыпаться приходилось.

Вера замолкла, по-видимому, заново переживая то, что когда-то казалось ей диковинным и загадочным.

- А что такого? - через какое-то время снова оживилась новобрачная. - Зеленая была, любопытство разбирало: для чего это люди делают?.. Когда повзрослела - задумываться стала, а как я буду вести себя при этом? Откровенно говоря, мне иногда казалось, что мама насилует себя, стараясь угодить отцу. А как спросишь ее об этом? Ведь насколько я знала, в семьях на селе разговоры между детьми и родителями на такие темы были не в обычае. И у подруг, с которыми я тогда делилась своими мыслями об этом, не было никакого понятия о том, что их ждет, когда они после венца окажутся со своими сужеными в постели... Вот мне и захотелось испытать с тобой, когда пришел мой час, сумею ли я угодить мужу... Вера смущенно посмотрела на благоверного:

- А тебе что, не понравилось?.. Прости, но мне казалось, что все жены должны вести себя в постели с мужьями, как моя мама с отцом... в свое время.

Беседа на поднятую супруженькой тему пробудила интерес и у Алексея.

- А ты сама-то хоть испытывала что-нибудь при этом? - полюбопытствовал он.

- Н-нет...- с нескрываемым огорчением ответила Вера. В глазах ее показались слезы.

"Вот они какие, наши женщины, - осенило Алексея. - Чтобы угодить мужу, иная готова пойти чуть ли не на самопожертвование.

Хотя впечатлительному молодому человеку и трудно было не поверить своей милой супруженьке, ее искренней исповеди, да и жаль ее было - до того, что в глазах защипало - но отделаться от навязчивой мысли, что его обвели вокруг пальца, он до конца так и не смог. Правда, на этот раз ему усилием воли удалось превозмочь чувство обиды на жену. Он приподнялся в постели, обнял свою единственную, и они так и замерли в объятьях друг друга...

Первой забеспокоилась Вера. Отстранив мягкими движениями благоверного, она проговорила озабоченно:

- Леш, нам пора идти ужинать. Родители, поди, уже заждались нас.

На другой день было воскресенье. Молодые располагали временем и чтобы сходить на базар за покупками, и для домашней уборки, и для вечерней прогулки до дома родителей Веры и обратно, с беседой о чувствах, испытываемых ими друг к другу - беседой, которая сейчас была им насущней хлеба. С обоюдным желанием отдались они ночью и любовным объятьям, которые на этот раз принесли им куда больше счастья, чем в пресловутое первое брачное соитие.

Вера подсчитала потом, что именно в этот раз она зачала их первенца.

 

Быстро пробежали у молодоженов дни медового месяца - Веруня жаловалась потом сверстницам на работе, что у них с Лешей была только медовая неделя, да и в ней оказалось больше горчицы, чем меда. Какой горчицы и к чему она была приправой, Вера пояснять не стала. Ведь шутку можно было понять двояко. Ибо хотя горчица сама по себе и мало приятна, но как приправа, скажем, к холодцу - какой же гурман не оценит ее по достоинству?.. Новобрачная, по-видимому, хотела сказать, что притирка молодых супругов друг к другу, сам процесс ее, доставлял ей немало горечи.

Вера, конечно, не была эгоисткой, понимала, что на работе у ее молодого благоверного не все гладко, слышала от него, что старший бухгалтер не прекращает попыток что-то доказать ему, не оставляет его в покое со своими надуманными придирками. Но, хотя понимать-то всё это молодая понимала, но какой же новобрачной, еще вчера откликавшейся на обращение "девушка", не захочется побольше внимания к себе, ласки, особенно в медовый месяц! В эту благословенную пору, о которой она столько мечтала, особенно после того, как наслушалась россказней замужних подруг!

И странное дело - сверстницам Вера жаловалась, как тяжело приходится ее муженьку на работе, дома же она без конца серчала на него, забывая, что ему было суждено пережить за день, обзывала букой и даже намекала на то, что у него совсем нет любви.

Претензии молодой жены вроде не были от лукавого: она читала, и в этом не было ничего особенного - что муж должен постоянно справляться о ее самочувствии, интересоваться ее делами на работе, на досуге гадать вместе с ней, какая у них будет дочка - кареглазая, как она сама, или глаза у нее будут светлыми, как у папы. Алексею же после работы, особенно в дни, когда не обходилось без нервотрепок, хотелось забыться за книжкой, а лучше - углубиться в свои учебники. У Веры такие наклонности мужа не укладывались в сознании, она была убеждена, что у мужчины всегда должно хватать времени и сил и на работу, и на домашние дела, и на ублаготворение своей единственной. Иначе ему незачем жениться...

Со временем Веруня взяла за обычай будить мужа - вроде ненароком - среди ночи и выговаривать ему всё, что не успела в другую пору суток. Ей ничего не составляло, справившись, например, о делах на работе, рассказав, о чем сотрудницы сплетничали в ее конторе, заявить без обиняков:

- Слушай, Леш, а тебе не надо было жениться...

Или:

- А ты знаешь - у тебя нет любви...

- Как это? - спросонок не в состоянии взять в толк, вопрошал Алексей.

- Ну, так... Когда у мужчины это есть, у него по глазам видно... В другой раз, задетый за живое, супруг обижался:

- Слушай, Верунь, ну, почему ты решила, что у меня нет любви?

- Да взять хотя бы сегодняшний день, - поспешила выкрутиться супруга. - Я, когда с работы шла, всю дорогу мечтала, как ты меня приласкаешь, когда я домой приду. И за ужином - раз десять в глаза тебе заглядывала, думала, ты поймешь... а ты - ноль внимания. Ну, никакой догадки.

- Верунь, - станет оправдываться супруг, - ну, ты же знаешь, чем у меня голова забита. Срок экзамена подходит, а мне еще больше половины материала проработать надо.

Вера замолкала. Но муж-то чувствовал, что ответ ее не удовлетворял. И ему каждый раз приходилось ломать себе голову - что бы такое придумать, чтобы научиться предугадывать зигзаги настроения своей милой фантазерки.

А Веруня опять за свое. Ей вдруг взбредет в голову сослаться на пример своей подружки, которой, по ее словам, муж каждый день моет в тазике ноги, потому что они у нее при ходьбе сильно потеют.

Алексей, шутливо обняв супруженьку, ответит ей с улыбкой:

- Рассказывай и ты, кто тебе мешает?

Вера, конечно, обижалась:

- Тебе все хаханьки...

- И пришлось молодожену постигать своим непрактичным умом, что семейная жизнь в ее реальном наполнении - это не вечер танцев в нардоме, где в партнерши можно закадрить любую приглянувшуюся девчонку, где - если танец не получился и девушка при осмотрительной оценке ее достоинств разонравилась - ты никакой ответственности перед ней не несешь... Конечно, семейная жизнь - это тебе не танцульки. Но ведь никто этого и не оспаривает. Только разве нельзя направить и ее в цивилизованное русло? Пусть бы женушка честь по чести, не выходя из себя, поправляла новичка в супружеских делах и обязанностях, буде, он что-либо спроворит или брякнет невпопад - это бы еще куда ни шло. Но чтобы с первых почти дней круглосуточного общения со своей единственной оказаться принужденным выслушивать столько претензий, осуждающих замечаний, а порой даже не сдобренных улыбкой снисхождения агрессивных нападок благо-верной - для этого еще не приспособившейся к таким семейным будням Галактике души молодожена надо было пройти через горнило притирки характеров.

Ранящая душу острота ситуации заключалась для Алексея в том, что Вере все это было не объяснить. Склад ее натуры был отлично приспособлен для того, чтобы усваивать конкретные, осязаемые явления окружающей жизни, а такие, чтобы понимать и адекватно реагировать на эмоции окружающих, выражаемые словами, жестами, взглядами. Однако, чтобы вникнуть в суть переживаний мужа, супруженьке - Алексей чувствовал это - от рожденья чего-то не хватало.

Что внутренний мир женщин для него - загадка, молодой человек понял, еще когда дружил в госпитале с медсестричкой Фаей. В один из зимних вечеров, сидя в темноте на своей койке в общежитии и прижимая к груди пригревшуюся возлюбленную, Алексей, охваченный внезапно вспыхнувшим чувством нежности к девушке, вздумал было прочесть ей приглушенным голосом полюбившиеся еще в школе строчки поэта Александра Блока:

Была ты всех ярче, верней и прелестней.
Не кляни же меня, не кляни...

Дитя наивности - Алексей был уверен, что его подружке стихи понравятся так же, как и ему. И был очень раздосадован, когда Фая возьми, да закрой ему рот ладошкой.

- Тебе не нравятся стихи? - с обидой спросил восторженный поклонник лирики.

- Причем тут стихи? - позевывая, возразила Фая. - Просто мне хочется, чтобы ты помолчал.

- Ты не понимаешь поэзии? - продолжал любопытствовать возлюбленный.

- Я не понимаю, зачем ты бахвалишься тем, что знаешь...

Таков уж был норов Веры - женка постепенно усвоила привычку - обрывать разговоры мужа на отвлеченные, не связанные с повседневными делами и помыслами темы излюбленной фразой:

- Не мозоль мне мозги своей философией...

К понятию "философия" супруженька относила все, что не касалось самочувствия, быта, работы, точнее, хождения на работу, вопросов, касающихся семейных взаимоотношений.

Размышляя о повседневном поведении женушки, Алексей сделал далеко не лестный для нее вывод. Его бывшей фронтовой подружке Фае, чтобы признаться в ограниченной дееспособности своего ума, тоже был нужен ум, а еще больше - гран мужества. Так неужто у Веры, думал он, у тысяч и тысяч таких, как она, не достает нравственных сил, настойчивости, чтобы постичь одолевающие порой их благоверных душевные неурядицы, особенно когда их психика испытывает неизбежные в современной жизни перенапряжения?

Алексею порой хотелось пожаловаться кому-нибудь на то, что даже самый близкий ему человек, мать его будущих детей, чаще всего не догадывается сказать ему доброе слово, когда он так остро нуждается в нем. Правда, бывало и так, что молодожен с пристрастием наводил критику и на собственную персону - а сам-то он всегда ли давал себе труд заглянуть в душу своей единственной, озаботиться ее самочувствием, увидев, как она, бывало, вернется с работы или с базара явно не в духе. Всегда ли он вскакивал с табуретки, чтобы перехватить из ее рук тяжеленную сумку с покупками, извиниться за свою недогадливость, не говоря уже о том, чтобы нежно обнять свою заботливую хозяюшку, чмокнуть ее в щечку.

Ну, а что Веруня, наивная селяночка, так страстно мечтавшая о замужестве? С чем она осталась, что приобрела, миновав пороги и стремнины того необычного времени совместного со своим избранником бытия, которое одни называют медовым месяцем, наверное, в противовес к последующим, которые нередко оказываются бедовыми, другие, особенно родители, выдающие свое кровное дитя замуж за немилого, сроком испытания, в течение которого, дескать, бывает, что всё стерпится да слюбится?..

Он, этот месяц, в корне перекроил узы бытия нетерпеливой мечтательницы, заменив сутолоку и чуть ли не круглосуточную бучу многодетной семьи родителей на спокойную и благоустроенную обстановку в доме жениха, о которой иная невеста не могла даже и мечтать.

Вера с первых же дней на новом месте стала замечать, что нервы ее постепенно успокаиваются, она стала благожелательнее относиться к людям. У нее появилось время для полноценного отдыха, условия для обдумывания своих поступков, жестов, а также для выбора слов, которыми она обменивалась с муженьком, со свекром и свекровью.

Достаточно было времени у новобрачной и для того, чтобы задуматься о главном - о том, сбылись ли ее мечты о счастье - самом сокровенном уповании каждой невесты. Как ни странно, выводы ее бывали порой неутешительны. Ей казалось, что Алексей со временем стал любить ее меньше, чем в те дни, когда боялся, что она скажет ему "нет" на его предложение выйти за него. Думать так заставляло молодую то обстоятельство, что муженек, по ее мнению, стал все реже заглядывать с нежностью ей в глаза, все менее страстными становились ее поцелуи. Впрочем, спрашивала себя Веруня, может, это так и должно быть? Потому что где это видано, чтобы любовь горела ярким пламенем на протяжении всей совместной жизни супругов? Только вот примириться с утратой обаяния счастья было так непросто, так жаль было его!.. Неужто, задавалась молодая вопросом, муженьку так трудно сделать над собой усилие, порадовать свою Веруню, внушить ей, что праздник любви все еще где-то здесь, притаился под окнами, стоит только окликнуть его.

Не в силах справиться с опасением, что супруг со временем вовсе перестанет любить ее, Вера иной раз не могла удержаться от упреков, от того, чтобы обвинить Алексея в охлаждении к ней, в черствости. Чтобы расшевелить, растревожить мужа, доказать ему, что она живой человек с нормальными чувствами и запросами, которые он обязан угадывать и удовлетворять, супруженька стала прибегать к чисто женскому ухищрению - устраивать побеги из брачной постели на жесткий сундук - допотопный предмет утвари, который был поставлен в углу спальни, за кроватью, еще родителями Алексея и в котором хранилось отслужившее свой срок барахло.

Это уже было явной местью, отрешением доказать благоверному, что она, супруга, несчастная, слабая женщина, права, а муж - недогадливое, бессердечное убожество - кругом виноват. Так пусть он, черствая душа, попереживает, показнится, глядючи, каково ей, бедолаге, почивается на ложе длиной чуть побольше метра, так что даже ноги вытянуть не было никакой возможности, да и постлать под себя в спальне не имелось ничего иного кроме старой мужниной шинели... Словом, даже собаке такого ложа не пожелаешь - ни повернуться с боку на бок, ни ноги вытянуть. А то еще, чего доброго, и шишки себе набьешь, сверзившись во сне на пол...

Алексею запомнилось - когда Веруня сделала это в первый раз, он болезненно переживал вычурный каприз жены, долго ворочался в постели, не зная, что предпринять. Несколько раз супруг вставал, подходил к сундуку, жаждая примирения, клал женушке руку на плечо, она раз за разом сердито ее сбрасывала, пока наконец, не заявила - спокойно, однако с изрядной дозой жесткости:

- Слушай, муж! Не будь извергом, дай мне хоть часик вздремнуть перед работой...

Алексею ничего не оставалось, кроме как с посрамленной гордыней ретироваться на разом опостылевшее брачное ложе. А утром Вера немало удивила муженька находчивостью и практичностью своего поведения. Она, дождавшись, когда благоверный встанет, быстро, но не суетливо убрала с сундука шинель и подушку, аккуратно застелила супружеское ложе и выпорхнула на кухню, где деловито предложила свекрови свою помощь. Словом, всем своим видом сношенька продемонстрировала родителям мужа, что, мол, отношения у нее с их сынулей - лучше и желать грешно... Так, она - Алексей не успел еще и усесться за стол - вынула из настенного шкафа чистую тарелку, наложила в нее варева, приготовленного свекровкой, и едва муженек занял свое место, поставила завтрак прямо ему под нос - на, мол, кушай, милый, и радуйся, что у тебя такая заботливая женушка. Правда, сославшись на то, что на работу ей в тот день было велено явиться пораньше, Вера оделась и выбежала из дома, когда Алексей еще доедал СВОЙ кисель из толокна. Обычно молодые, отправляясь по утрам на работу, выходили из дома вместе, поскольку часть пути у них совпадала... Б это утро, как и потом, во всех случаях, когда у них с молодой женой случались размолвки, молодожен, шагая в свою контору, с удовлетворением думал: "А все-таки хорошо, что мне попалась такая умная жена, которая несомненно считает ниже своего достоинства выносить сор из избы".

 

В тот горестной памяти день дул студеный северяк, по улицам Кустарева мела колючая поземка, день был тусклый и томительный, как ожидание в захудалой приемной казенного заведения.

Когда Алексей, голодный, продрогший и расстроенный очередной стычкой со старшим бухгалтером, вернулся с работы в родной очаг, Вера оказалась дома одна - отец, видимо, как всегда задержался в своей артели, а маманя еще утром предупредила, что уйдет к своим единоверцам на молебен.

Молодожена удивило, что его благоверная лежит в спальне на постели нераздетой. Лицо ее показалось мужу хмурым, замкнутым.

- Верунь, что с тобой? Ты случаем не заболела? - обеспокоено спросил он, протягивал руку в намерении положить ее супруженьке на лоб, чтобы убедиться - не жар ли у нее?

Молодая жена грубо отшвырнула его руку. Алексей был оскорблен в лучших своих чувствах: такой раздраженной он видел свою женушку впервые.

- Да объясни ты, ради Бога, за что ты на меня-то зло затаила? - сдерживая себя, но уже с обидой и раздражением в голосе воскликнул Алексей.

- Ах, смотрите, люди добрые, он не понимает! - запричитала Вера, подняв с подушки голову и подперев ее рукой. - Небось, когда в женихах лапшу мне на уши вешал... паиньку из себя строил...

В голосе жены вначале Алексею слышались нотки сетований на свою якобы загубленную молодость, жалобы на бессердечие и черствость супруга. Но вот молодайка вскочила с постели, пинком открыла дверь в горницу, забегала туда-сюда по комнате.

- Ты только маманю свою ублажаешь! - все более распаляясь, кричала разъяренная молодая женщина. - Ты ей все деньги отдаешь, а ты, жена, крутись, как знаешь на свои жалкие гроши... Даже чулок несчастных купить себе не в состоянии.

"Так вот где, оказывается, собака-то зарыта" - пронеслось в голове обескураженного мужа. Он действительно отдавал получаемую зарплату главному казначею семьи - мамане, как это делал отец, как привык это делать сынуля, когда ходил в холостяках.

- Верунь, так ведь маманя все наше хозяйство ведет... - неуверенно проговорил молодожен и вдруг почувствовал себя виноватым, хотя в чем именно, кто-то должен был его надоумить. Вера ждать себя с отповедью не заставила, тем более что необдуманный ответ муженька только подлил масла в огонь.

- Ах, она - хозяйка! - выкрикнула молодая, срываясь в запальчивость,- а я для вас вроде приемной сироты... Тогда ты мне не муж, а деспот, кровопийца!

И после того, как сделала еще две-три пробежки по горнице, остановившись против Алексея и с ненавистью глядя ему в лицо, возопила:

- Знала бы я, что ты такой бессердечный, безвольный маменькин сынок, я бы никогда не вышла за тебя, за версту обегала бы твой проклятый дом!

Для Алексея это было уже слишком!.. Горячая волна злости и негодования ударила ему в голову. Потеряв контроль над собой, он с перекошенным от ярости лицом обрушил на голову своей несчастной половины:

- Ну, ты... ты... Не забывайся, вспомни, какая ты была!..

И тут же осекся - почувствовал, что в груди его похолодело, сердце заныло в тягостном предчувствии: сейчас произойдет непоправимое...

Так оно и получилось: Вера прервала свой бег, замерла на месте, лицо ее мертвенно побледнело.

- А какая я была? - выдавила она из себя зловещим полушепотом.

...Кто знает, чем бы кончилась эта дикая сцена, если бы на выручку к полуобезумевшим молодоженам не поспешил Его Величество случай. Дело в том, что оба распетушившиеся супруга одновременно услышали, как в сенцах скрипнула дверь и до них донеслись голоса родителей. Как ни странно, Вере при этом в первую очередь подумалось, что по приходе с работы она не переоделась в домашнее платье, что это обстоятельство может сразу же заронить в душу свекрови нежелательное для невестки подозрение в том, что она якобы на ночь глядя уходит из дома. Еще хуже обстояло дело с Алексеем. Хотя он сейчас и не мог посмотреть на себя в зеркало - не до этого было! - он был уверен, что его теперешний внешний вид наверняка встревожит маманю. Начнутся скрупулезные расспросы, а переносить такое вряд ли будет приятнее, чем нынешняя ссора с женой.

...Поскольку перебранка молодоженов была прервана в самом разгаре, когда накопившиеся обиды друг на друга не были высказаны ими даже еще и наполовину, состоянию их в тот момент не позавидовал бы, наверное, даже матрос на тонущем корабле.

В самом деле, что было делать в том положении бедной Веруне? Не бежать же плакаться своей мамане: так, мол, и так, раскусил меня муженек, как я себя в девушках блюла... Да не дай Бог, чтобы по дороге какая-нибудь сорока-сплетница перехватила, усекла, отчего у молодых Сафоновых сыр-бор загорелся. А уж эта сорока как пить дать расстрекочет сплетню по всему селу, и тогда считай, что участь соломенной вдовы обеспечена тебе до скончания века...

Ну, а если молодая жена, оскорбленная до глубины души, все же решится собрать свои манатки и под покровом темноты перебраться обратно в отчий дом? Тогда, как водится, отец или мать обиженной чинно заявится в дом сватов, то есть родителей зятя и, блюдя свое достоинство, выразит искреннее недоумение по поводу странного поступка их сынули, а главное, попытается выяснить отношение к нему всех, кого это касается. При этом посредник - тесть или теща - будет твердо убежден, что виновником размолвки был именно зятек, ибо какой же родитель опустится до уничижения своего единокровного дитяти?

Конечно, главной целью визита родителей невестки будет - во что бы то ни стало добиться примирения молодых, ибо, во-первых, выданная замуж дочь - отрезанный ломоть, во-вторых, кто же на селе возьмет замуж разведенку, да еще, не дай Бог - с дитем?

Если удастся обладить дело миром - а так чаще всего и бывало в Кустареве, то сваты по старинному русскому обычаю обмоют успех бутылкой-другой самогонки и, сделав назидание молодым: "А вы не артачьтесь больно-то, потерпимей, поуступчивей будьте, как мы, старики, бывалоча" - разойдутся, не преминув на прощанье троекратно облобызаться...

...К счастью, до разрыва у молодоженов на этот раз не дошло, хотя чувствовали они себя удрученными и подавленными до такой степени, что, как говорится, и белый свет им стал не мил. Особенно тяжко на сердце было у Веруни. Она же была не у себя дома, утешить ее было некому... Хотя, если по совести разобраться, дело обстояло не совсем так. Ведь согласно священному писанию, брак у них с Алексеем был заключен на небе, а это означает, что и жена, и особенно муж, были обязаны служить опорой друг другу до последнего вздоха. И хотя молодые Сафоновы не венчались, хотя напутственных слов, как велит христианский обычай, им никто не говорил, но разве совесть человеческая не есть наш Бог, каким бы ни был общественный строй, на который людей обрекает судьба?

...Веруня, когда вернулись домой свекор со свекровью, удалилась в спальню и заперлась в ней. Алексей, неприкаянно побродив по комнатам ставшего нежданно-негаданно неуютным родительского дома и раза три толкнувшись в запертую изнутри дверь спальни, вышел во двор - поискать какого-нибудь дела, которое позволило бы хоть на время развеяться, отвлечься. Выбитый из колеи размеренных буден молодожен был немало обрадован, когда наткнулся под навесом на кучу разлапистых, внушительных размеров дубовых комлей с обрубками корней, которые валялись здесь еще с прошлого года. Поскольку они ни пиле, ни топору не поддавались, Петр Кузьмич в свое время решил оставить их в покое - авось, придет время, когда нечем станет топить печи, очередь дойдет и до них.

"Вот оно и пришло", - мысленно проговорил чувствующий себя неприкаянным супруг и, отыскав в сенцах ржавый стальной клин, а в первом попавшемся комле небольшую расщелину - как раз по размерам клина - стал молотить обухом колуна по звонкой стали с такой яростью, что сучклявый остов дерева не выдержал и вскоре распался надвое. Увлекшись спорой работой, рьяный дровокол даже не заметил, как солидная куча сучклявых чурбаков растаяла, и оказалось, что вымещать свое исступление ему больше не на чем.

Когда Степанида Ивановна позвала сынулю ужинать, ему пришлось слукавить, объявив родителям, что его супруженьке не здоровится и к вечерней трапезе она выйти не может. Маманя в ответ наказала сыну, чтобы тот обязательно уговорил свою супругу хотя бы немного поесть перед сном. Сам Алексей пшенную кашицу, которую хозяйка дома, как обычно, сварила на воде и сдобрила потом кипяченым молоком, хлебал без всякого аппетита, чем вызвал обеспокоенное замечание мамани, которая за столом всегда пристально следила за сынулей:

- Этак ты скоро ноги таскать не сможешь...

А что расстроенный молодожен мог поделать со своим аппетитом, если он совсем пропал от мучившей его закавыки - что ему делать, с чего начать разговор с Веруней, которую он так жестоко оскорбил и которая - виновник судил по себе - теперь ни за что не пойдет на примирение. Чтобы хоть немножко отвлечься, Алексей попытался углубиться в премудрости тригонометрии, поскольку ему предстояло сдавать экзамен по математике. Увы, глаза его скользили по строчкам учебника, но смысл прочитываемого, не задерживаясь, проходил мимо сознания. Незадачливый школяр, поколебавшись, заставил себя встать из-за стола и, сцепив зубы, подошел к двери спальни, осторожно толкнул ее. Дверь оказалась незапертой. Законный муж своей жены, не давая себе расслабиться, добрался до кровати и как можно жалостливее проговорил в темноту:

- Верунь, ты не спишь?

Ответа не последовало, как это, чего греха таить, и ожидал невольный оскорбитель чести и достоинства собственной жены. Однако слух его, до предела настороженный, не мог не уловить судорожно вздоха супруженьки. Чувствовалось, что бедная женщина старалась сдержать его, но это ей не удалось. Подавляя сложную мешанину разнородных чувств - от мстительности и неуместного торжества до неловкости и робости - Алексей осмелился поцеловать жену. Поцелуй пришелся на щеку - она оказалась соленой от слез. Этого мужчина с его более грубой натурой, чем у слабого пола, никак не ожидал. Чувствуя, что он и сам вот-вот пустит слезу раскаяния и стыда за сорвавшееся давеча жестокое оскорбление, обескураженный муж опустился на край постели и начал осыпать лицо женушки поцелуями, благо она сейчас, судя по всему, даже не имела сил воспротивиться этому.

- Верунечка, милая... - задыхаясь от нахлынувшего чувства благодарности к жене за снисхождение к его мужланской неотесанности, - еле внятно бормотал каящийся грешник, судорожно поглаживая разбросанные по плечам волосы милой женушки. - Прости меня, если можешь. У меня и в уме не было... хоть словечком обидеть тебя. Я даже не знаю... как это у меня сорвалось с языка - помрачение что ли какое нашло?..

...Впоследствии Алексей не раз с блаженной радостью вспоминал сцену примирения с женой, преклоняясь перед величием ее духа, и каждый раз его обуревало желание встать перед ней на колени.

А в тот вечер, после примирения, муженек вспомнил наказ матери.

- Верунь, - сказал он ласковым голосом, - я принесу тебе чего-нибудь поесть?

- Не хочу я... не надо мне ничего... - с видимым усилием проговорила ослабевшая от нежданно свалившегося на нее горя молодая женщина.

- Тогда давай я разберу постель...

Помогая супруженьке подняться, Алексей почувствовал, как тяжело она повисла на его шее. После того, как оба молодожена улеглись, наступило долгое молчанье. Первой не выдержала Вера.

- Ты вот оскорбил меня, - страдальческим голосом проговорила она. - Считаешь, что я такая-сякая... обманула тебя...

Супруг попытался, как бы в шутку, закрыть своей любезной рот, но она слабой рукой отвела его ладонь.

- Нет! - с ожесточением, с неизвестно откуда взявшейся энергией проговорила Вера. - Я хочу быть честной перед тобой... Не моя вина, что ты не спросил меня об этом до женитьбы. Вообще-то ваш брат, женихи, перед венцом дотошно выпытывают у девчонок, кто они и что они... в смысле поведения в пору девичества... Я-то, дура, обрадовалась, думала ты - не из этих истязателей, добрый, снисходительный к нашей сестре.

Вера сделала паузу, проглотила подкативший к горлу горячий комок

- Долго же ты терпел, - продолжала она, собравшись с силами,- да, видно все вы одним миром мазаны... Испортить девчонку и – в кусты, как трусливый заяц. Так слушай же, какую кару мне Господь послал.

И молодая женщина с надрывом, порой с трудом сдерживая себя, чтобы не разрыдаться, порой надолго замолкая, чтобы собраться с силами, рассказала историю своего растления, одну из тех, которые сотнями, а может и тысячами случались, да и продолжают случаться в городах и весях нашей необъятной и, по-видимому, все еще непостижимой в своей загадочности Родины. Родины, которая для жертв насильников всякого рода оборачивается глухой к страданиям мачехой.

 

...Вере едва исполнилось шестнадцать лет, когда она, погостив в областном центре у родственников, возвращалась в милые ее сердцу Кустари, к родителям. Поезд пришел на станцию, к которой тяготели ее соотечественники, к исходу дня. Ночевать на вокзале ей не хотелось, поэтому она вышла на вокзальную площадь - поискать попутный грузовик или хотя бы подводу. Увидев невдалеке "полуторку", девушка подошла, спросила шофера, копавшегося в моторе своей машины:

- Скажите, пожалуйста, вы откуда приехали?

Шофер - им оказался молодой паренек со светлым чубчиком, выглядывавшим из-под промасленной фуражки - повернул к ней лицо:

- А вам куда надо?

Вера назвала свое село.

- Это мне по пути, - весело отозвался чумазый шофер. - Вот исправлю зажигание, и поедем.

По дороге парень рассказывал анекдоты, шутил, смеялся. Только потом, после всего случившегося девушка вспомнила - Больно уж пристально он к ней присматривался. Нехорошие мысли стали приходить ей в голову, когда на вопрос, сколько стоит проезд, шофер как-то странно посмотрел на Веру, нервно засмеялся:

- Пару поцелуев всего-то, красавица...

Этот смех напугал Веру, наверно, потому, что когда парень смеялся, глаза его оставались настороженно-пытливыми. Дорогу Вера знала неплохо, потому что отец не раз брал ее с собой, когда ездил на станцию продавать валенки.

До Кустарей оставалось версты четыре, когда парень будто нечаянно положил ей руку на колено. Вера испугалась, хотела сбросить грязную пятерню нахала, но он только еще крепче обхватил бедро девушки. Она потребовала остановить машину, но шофер и не думал делать это. Тогда Вера ухватилась за ручку дверцы кабины, намереваясь открыть ее. Насильник вцепился в предплечье своей жертвы, затормозил машину. Когда автомобиль остановился, шофер обхватил талию своей жертвы одной рукой, другой зажал ей рот, потому что она несколько раз прокричала: "Караул!.. Спасите!..."

При этом горемычная жертва насилия продолжала изо всех сил барахтаться в цепких руках негодяя, пытаясь вырваться из них. Ее отчаянное сопротивление усилилось, когда озверевший мужлан полез под платье девушки с явным намерением раздеть ее. Тут Вера вспомнила, что, садясь в кабину, она видела на полу изогнутую зигзагом большую железку. Сейчас, почувствовав нестерпимую боль, находчивая особь женского пола схватила спасительное орудие - оно оказалось заводной ручкой - и что есть силы шандарахнула любителя клубнички по голове. Удар, по-видимому, угодил в какое-то чувствительное место, потому что парень вдруг обмяк и навалился на испуганную деваху, словно мешок с мукой. Вера с трудом выкарабкалась из-под недвижной туши, выпрыгнула из кабины грузовика и, не оглядываясь, побежала, что есть сил, по направлению к селу.

- Я ног под собой не чуяла, - со слезами в голосе повествовала Вера, прижимаясь к груди мужа. - Пробежала, наверно, с версту, чувствую, сил больше нет, дыхание перехватило... Остановилась, прислушалась - вроде никто за мной не гонится. Отдышалась я немного, осмотрелась, увидела вдали огоньки. Ну, думаю, до Кустарей уже недалеко. А в поле темень, я вся дрожу - не то от страха, не то от только что пережитого... Потопала я потихоньку, а потом все быстрей и быстрей. Когда поравнялась с первыми домами села, чую - ноги подламываются. Пригляделась, вижу - скамейка около одной хаты, свет из окон. Села я, а у самой слезы брызжут из глаз, рыданья вот-вот вырвутся из груди... Думаю - разревусь, люди в доме услышат, выйдут, допытываться начнут. А мне видеть никого не хотелось.

Алексей ощутил, что плечи женушки под его руками и сейчас нет-нет да и вздрогнут. Он обнял супруженьку покрепче, прижал ее к груди.

- Верунь, голубушка моя, - проговорил он растроганно, - ради Бога успокойся, выбрось из головы эту... мерзость,- хотел он сказать, но не смог произнести этого слова, слишком грязным показалось оно ему.

К концу своей исповеди Вера мало-помалу успокоилась, но голос ее настолько ослабел, что мужа стали одолевать угрызения совести за то, что он заставил несчастную вспоминать о трагедии, которую ей ради сохранения своего душевного здоровья гораздо полезнее было бы напрочь забыть.

С великим трудом Алексею удалось уговорить супруженьку пойти на кухню, немного поесть на сон грядущий. Он встал с постели, чуть ли не на себе дотащил Веру до кухни, усадил за стол. Заметив, что женушка зябко ежится, муж снял с гвоздя и накинул ей на плечи старенькую материну шубейку. Кормить обессилевшую страдалицу ему пришлось чуть ли не с ложечки, наблюдая, как она с плохо скрываемым отвращением глотает пшенную кашу с молоком, которая уже давно остыла.

Когда улеглись в постель, Вера каким-то обреченным, бесцветным голосом проговорила:

- Можешь теперь делать со мной, что тебе вздумается. Перед Богом я отныне чиста.

Сказав это, молодая женщина глубоко вздохнула - будто ношу неподъемную свалила с плеч. Молодожен, мучимый раскаяньем, порывисто обнял жену, долго не отпускал ее от себя... Когда он заставил себя одарить воспрявшую спутницу жизни, как он это называл, скоромным поцелуем, ему показалось, что на поцелуй Вера ответила. Во всяком случае, пыталась сделать это. Наверное, именно в эти мгновения молодой муж начал по-настоящему понимать свою лучшую половину, к которой он в данный момент питал чувство, сильнее и мучительнее которого, как ему хотелось думать, он еще не испытывал ни к кому на свете.

А спустя какое-то время после этой полной драматизма перебранки и не менее драматичного примирения молодожён, сам не зная почему, стал более внимательно присматриваться к зигзагам настроения жены, глубже проникать сердцем в ее внутренний мир, и как следствие этого, вести себя с ней, сообразуясь каждый раз с состоянием ее духа. "Может, это и есть то, - спрашивал он себя,- что люди называют любовью? Недаром же народ придумал пословицу: Где любовь да совет, там и горя нет"...

О том, что жизнь супругов Сафоновых начала постепенно возвращаться в обыденное русло, свидетельствовало небольшое событие, которое произошло у них спустя несколько недель. В ту ночь Веруня извлекла благоверного из предутренней дремы шепотом в ухо:

- Лёш, проснись... Мы теперь не одни...

Смысл сказанного женой дошел до полусонного мужа не сразу - только после того, как супруженька, убедившись, что благоверный осмыслил, когда полностью проснулся, кто он и где он, с горделивой радостью сообщила ему:

- А у нас дочка будет...

Мозг у молодого супруга торопливо заработал: надо же было как-то выразить свое отношение к новому, неожиданному для него факту. К сожалению, его еще дремлющей фантазии хватило лишь на вопрос:

- А почему дочка, а не сын?

Жена тихонько рассмеялась - чего больше ждать от полусонного невежды? А супруг, опасаясь, как бы женушка не обиделась, простодушно, как бы про себя, заметил:

- И откуда только женщины так рано узнают, что они в положении, а главное - какого пола будет ребенок?

Вера все равно почувствовала себя несправедливо обиженной. Однако ей удалось сдержать себя. Тем более что жена понимала - расскажи она сейчас мужу, как их ребенок, повернувшись в утробе матери, толкнул ее ножкой в живот - явление, которое вызывает у беременной массу интимных эмоций и грез - этот мнительный тугодум, да еще спросонок, все равно не оценит по достоинству ее материнской озабоченности.

Огорченно вздохнув, женушка притворно позевнула и нарочито примирительно проговорила:

- Ладно уж, так и быть, рожу тебе сына, если хочешь... А чтобы узнать, как мы, женщины, догадываемся, что понесли - не мешало бы таким, как ты, хотя бы годик походить в нашей шкуре.

 

Когда Алексей впоследствии размышлял о весьма неудобоваримой для него исповеди супруги, он отметил про себя, что в такой стройной последовательности деталей она отложилась только в его мозгу. В действительности жена рассказывала о своем несчастье сбивчиво, сумбурно, мужу приходилось поправлять, подсказывать, переспрашивать ее. В результате, когда Вера закончила исповедоваться, у него сложилось впечатление, что она пересказывала своему законному спутнику жизни злополучное приключение одной из жертв насилия, услышанное ею от кого-то из подруг. Разумеется, жене он не сказал об этом ни слова. Другое дело, поверил ли невезучий молодожен, будто нечто подобное приключилось некогда с его суженой. Вопрос этот мучил его всякий раз, как он возвращался к нему мыслями. В конце концов, Алексей постарался убедить себя - а надо ли забивать свою голову бесплодными гаданиями о том, как и отчего с женитьбой ему в этом интимном отношении, как говорили некогда золотоискатели, чуток не пофартило. Легче-то на душе от этого не станет. Напротив, только веру в людей окончательно потеряешь, да изведешь себя и жену, мать своих будущих детей, нытьем да мещанскими придирками по пустякам.

х х х

На первых порах Вера своего муженька иной раз недопонимала. Она винила себя в несообразительности, а зря. Потому что в натуре ее благоверного была одна странная закавыка. Еще в ранней юности его стало посещать загадочное наваждение - будто он порожден на этот свет, чтобы совершить некое деяние, которое должно повергнуть в изумление людей его круга, а может и не только их. И узнать о замысле Всевышнего, о его доверительном поручении, он якобы должен в некую знаменательную дату своей жизни. Неизвестно почему, но с некоторых пор Алексей стал связывать эту дату со временем своего бракосочетания...

И вот, когда в этот переломный для мужчины срок ничего из ряда вон выходящего не произошло, Алексей спустя некоторое время после свадьбы стал испытывать чувство утраты. Утраты чего, молодой человек не понимал, но от этого на его душе становилось только еще тревожнее. Ощущение это было настолько сильным, что затмевало собой заботы текущего бытия и даже обиду на судьбу, заставившую его, человека со средним образованием, начать свое самостоятельное бытие с того, чтобы добывать хлеб свой насущный пустячной работой, с которой малограмотные девчата, его сверстницы, справлялись, даже не напрягая ума. Особенность нового ощущения выражалась и в том, что и демонстративные побеги милой супруженьки из брачной постели на неуютный сундук на фоне сосущего чувства утраты стали казаться молодожену сущим пустяком - вроде того, что испытывает человек, когда у него оторвется пуговица на пиджаке.

Начинающий мыслитель успокаивал себя и так и сяк, внушая себе, что ничего рокового в его заблуждении относительно своей исключительности пока не обнаруживается и серенькому благополучию его и его близких ничего не угрожает; что он еще сумеет добиться в этой жизни подобающего его силам и способностям места под солнцем, и жена, придет время, оценит своего благоверного по достоинству. Но - увы! Все доводы разума разбивались о непостижимое для простого смертного упорство злокозненного предрассудка, как морские волны разбиваются об утес.

Собственно, ничего сверхъестественного в этой черте характера Алексея не было. Просто, как многих простых смертных, его гнала по жизни тоска по идеалу, только внедрилась эта тоска в его душу, может, на вершок глубже, чем у среднестатистического жителя Кустарей.

А что самое странное - особенно сильно это ощущение, будто он безвозвратно теряет нечто самое жизненно важное для себя, встревожило душу Алексея во время регистрации их с Верой брака в сельсовете.

...Когда суженая нацепляла ему на палец обручальное кольцо, взволнованный новобрачный поймал себя на мысли, что этим она грубо обрывала его давнишнюю радужную грезу. Грезу, которая начала будоражить его воображение с тех пор, как он стал чувствовать себя мужчиной. Она, эта греза, являлась к нему в образе воздушного создания женского пола с неясными, но завораживающими чертами лица, очаровательной улыбкой, а главное, с такой одухотворенностью во всем облике, что бедный малый порой не смел прикоснуться к своей богине даже мечтой.

Существенным в этой забавной истории является то, что пылкий мечтатель носил в памяти и материальный, земной прототип сказочной богини, с которым его когда-то свели будничные дела словно нарочно для того, чтобы ему было с кем сравнивать реальных женщин, милостиво ниспосылавшихся ему время от времени не очень-то разборчивой распорядительницей на балу жизни - проказницей-судьбой.

С ней, с этой "богиней", встреча у поклонника женских чар произошла зимой того года, когда он вернулся домой с военной службы. Отец, Петр Кузьмич, попросил его тогда съездить в областной город, поискать там на рынках материалов для ремонта обуви - вару, гвоздей, суровых ниток.

Это был период в жизни молодого человека, когда он не только не задумывался о женитьбе, но и на девушек смотрел как на нечто, непосредственно его не касающееся. А вот на пригородной станции областного центра, зайдя в вагон пригородного поезда, он был приятно удивлен, если не сказать взбудоражен, оказавшись на сиденье лицом к лицу с молодой особой, гордую, одновременно независимую и завораживающую осанку которой ему сразу захотелось назвать царственной. Незнакомка, в самом деле, обладала незаурядной внешностью, которая прямо-таки взывала к его, Алексея, вниманию. Точнее, к вниманию, к знакомству, к общению взывали ее большие серо-голубые глаза, выражению которых Алексей потом дал определение "красноречивое". Наверное, потому, что как оказалось - красноречие, умение ярко, убедительно выражать свои мысли, увлечь собеседника, зажечь его желанием подхватывать и развивать ее доводы - так увлекли мягкосердечного женолюба, что он не заметил, как пролетели те три часа, за которые поезд покрыл расстояние до станции, где он должен был сходить. Когда молодой человек заметил это, у него упало сердце, он почувствовал горькое сожаление из-за того, что не доспорил, а точнее, не успел высказать попутчице, которой его угораздило безумно увлечься, самое главное для них обоих, самое сокровенное. Он успел только признаться "царственной осанке", что таких очаровательных собеседниц ему в жизни еще не встречалось.

Девушка рассмеялась:

- Думаю, что больше и не встретится!..

Алексей набрался смелости:

- Могу я надеяться, - спросил он чуть ли не с замиранием сердца, - на продолжение нашего знакомства?

Спросил он это отчасти и потому, что у него было такое чувство, будто он от кого-то слышал об этой незнакомке, будто она живет где-то неподалеку от Кустарей и, следовательно, его пожелание не так уж нереально. Но "царевна" уже подала Алексею на прощанье руку, понимающе улыбнулась ему и твердо сказала:

- Нет, этого я вам обещать не могу... Скорее всего, мы с вами уже никогда не увидимся.

"Что это было, - встревожено размышлял Алексей, бродя по привокзальной площади в поисках попутного транспорта до Кустарей, - зачем судьбе заблагорассудилось подразнить меня очарованием счастья, которого я никогда не буду удостоен? Или эта дива хотела подзадорить меня, подвигнуть на поиски и тем самым испытать на прочность чувства, которые она заронила в мою душу?

Спустя какое-то время, после нескольких образных сопоставлений горемычный фантазер стая считать, что его претенциозно-обаятельная попутчица, недвусмысленно заявившая о своей недоступности - это все равно, что журавль в небе. А если это так, тогда то, что выпадает на долю каждого кустаревца, пожелавшего бракосочетаться, это всего лишь синица в руках. Но если верить вековечной русской пословице, синица в руках - это все же лучше, чем журавль в небе. Однако на том отрезке времени, когда произошла негаданная встреча в вагоне, эта сермяжная правда - Алексей печенками чувствовал это - не устраивала будущего жениха. Потом, когда он мало-мальски пообтерся в не очень-то покладистых лапах супружеских буден, мудрая пословица в его глазах получила право на существование. Хотя и тут не обошлось без маленькой поправки. Добросовестный супруг стал придерживаться мнения, что в нелегких условиях семейного быта журавль в небе, веками олицетворявший людскую мечту, все же необходим, хотя бы для того, чтобы до скончания времен манить своей неуловимостью, своей загадочностью, которые отождествляются человечеством с идеалом. В конце концов, чарующее колдовство всех видов искусства - художественной литературы, театра, кино, музыки, без которых жизнь современного культурного человека была бы пресной до оскомины - не есть ли оно обожествление журавля, зовущего человеческую душу в неведомую и недостижимую, но вечно влекущую к себе даль?

...Воспоминания об удивительной встрече долго будоражили неприкаянного фантазера, мешали ему вернуться в лоно обыденного душевного равновесия. Призрачное видение посещало его и в последующие этапы его жизни, посещало непрошено, но и не обременительно. Напротив, после каждой мысленной встречи с давней собеседницей у неисправимого мечтателя, обитавшего в цепких лапах служебных и бытовых коллизий, каждый раз обновлялась надежда, что не все еще в этой жизни потеряно, не надо только искусственно подавлять в себе дарованную природой способность верить в осуществимость мечты...

 

 

Hosted by uCoz