ОГЛАВЛЕHИЕ
>>>
Меня попросили рассказать вам, во что верят христиане. Я начну с рассказа о том, во что им не нужно верить. Если вы христианин, вы не обязаны верить, что все остальные религии неверны от начала до конца. Если вы атеист, вам приходится верить, что в основе всех религий – одна гигантская ошибка. Если вы христианин, вы вольны думать, что все религии, в том числе самые странные, содержат хотя бы крупинку истины. Когда я был атеистом, я пытался убедить себя, что человечество в большинстве своем всегда заблуждалось в самом важном; став христианином, я обрел способность взглянуть на вещи с более либеральной точки зрения. Но, безусловно, христианин не сомневается, что всюду, где христианство расходится во взглядах с другими религиями, право оно, другие религии ошибаются. Как в арифметике: возможен лишь один правильный ответ на задачу, все остальные – неверны; но некоторые из неверных ответов ближе к верному, чем другие.
Человечество делится на две основные группы: на большинство, которое верит в какого-то Бога или богов, и на меньшинство, которое не верит в Бога вообще. Христиане, естественно, относятся к большинству – они в одном лагере с древними римлянами, современными дикарями, стоиками, платониками, индусами, мусульманами и т.п., против современного западноевропейского материализма.
Но есть и разделение между людьми, верующими в Бога. К нему я перехожу. Сводится оно к тому, в каких богов люди верят. И здесь – большая разница. Одни полагают, что Бог стоит над добром и злом. Мы называем одну вещь хорошей, а другую – плохой. Но, по мнению некоторых, понятие "хорошего и плохого" существует только с нашей, человеческой точки зрения. Такие люди говорят: по мере того, как вы возрастаете в мудрости, у вас все меньше и меньше желания называть что-то плохим или хорошим; вы видите, что у всего есть и хорошие, и плохие стороны и ничего тут нельзя изменить. Словом, они полагают, что задолго до того, как вы подойдете к Божьей точке зрения, всякое различие между добром и злом исчезнет без следа. Мы называем рак злом, говорят они, потому что он убивает человека; но с таким же успехом можно назвать злом успешную операцию – ведь она убивает рак. Все зависит от точки зрения.
Другое, противоположное, мнение состоит в том, что Бог, без всяких сомнений, – добрый и праведный, Ему не безразлично, какую сторону принять, Он любит любовь, ненавидит ненависть и хочет, чтобы мы вели себя так, а не иначе. Первое из этих двух представлений – Бог за пределами добра и зла – называется пантеизмом. Его придерживался великий прусский философ Гегель; его разделяют, насколько я понимаю, и индусы. Противоположный взгляд на Бога присущ иудеям, мусульманам, христианам.
За различием между пантеизмом и христианством следует обычно другое. Пантеисты, как правило, верят, что Бог, так сказать, одушевляет Вселенную, как вы одушевляете свое тело; что Вселенная и есть почти то же самое, что Бог, и потому, если бы ее не было, не было бы и Его, а все, что находится во Вселенной, – часть Бога. Христианство думает совершенно иначе. Христиане считают, что Бог задумал и создал Вселенную, как человек создает картину или мелодию. Картина – не то же самое, что художник, и художник не умрет, если его картины уничтожить. Вы можете сказать: "Он вложил часть самого себя в эту картину", но, говоря так, вы лишь подразумеваете, что вся красота ее и смысл зародились у него в голове. Мастерство, отразившееся в картине, не принадлежит ей в том же смысле, в какой оно присуще его голове и рукам.
Я надеюсь, теперь вы видите, как одно различие между пантеизмом и христианством неизбежно влечет за собой другое. Если вы не принимаете всерьез различия между добром и злом, то очень легко придете к выводу, что все во Вселенной – часть Бога. Если же вы считаете, что некоторые дела и вещи действительно плохи, между тем как Бог плохим быть не может, такая точка зрения неприемлема для вас. Вы должны верить, что Бог и мир – не одно и то же и некоторые вещи, существующие в мире, противоречат Его воле. О раке или трущобах пантеист может сказать: "Если бы вы могли видеть с Божьей точки зрения, вы бы поняли, что и это – Бог". Христианин ответит: "Что за мерзкая чушь!" Ведь христианство – религия воинствующая. Христианство считает, что Бог сотворил мир – пространство и время, жар и холод, все цвета и все вкусовые ощущения, всех животных и все растения – и все это Он придумал, как писатель придумывает сюжет. Но христианство, кроме того, считает: очень многое из того, что Бог сотворил, свернуло с пути, Им предназначенного, и Бог настаивает, очень решительно, чтобы именно мы вернули заблудшее на правильный путь.
Конечно, тут встает очень серьезный вопрос. Если мир действительно сотворен добрым, справедливым Богом, почему он свернул на неправильный путь? Много лет я просто отказывался слушать, что отвечали христиане, потому что рассуждал так: "Что бы вы ни говорили, к каким бы доводам ни прибегали, не проще и не легче ли просто признать, что мир не создан разумной силой? А может, все ваши аргументы – просто сложная попытка уйти от очевидного?" И тут я столкнулся с другой трудностью.
Мой довод против существования Бога сводился к тому, что Вселенная казалась мне слишком жестокой и несправедливой. Однако как пришла мне в голову сама идея справедливости и несправедливости? Человек не станет называть линию кривой, если не имеет представления о прямой. С чем сравнивал я Вселенную, когда называл ее несправедливой? Если все на свете, от "А" до "Я", плохо и бессмысленно, то почему я сам, частица этого "всего", так пылко возмущаюсь? Человек чувствует себя мокрым, когда падает в воду, потому что он – не водяное животное; рыба себя мокрой не чувствует. Я, конечно, мог бы отказать в объективной значимости моему чувству справедливости, сказав себе, что это – лишь мое чувство. Но если бы я сделал так, рухнул бы и мой аргумент против Бога, потому что он зиждется на том, что мир несправедлив на самом деле, а не с моей точки зрения.
Таким образом, сама попытка доказать, что Бога нет, – иными словами, что вся объективная реальность лишена смысла, – вынуждала меня допустить, что по крайней мере какая-то часть объективной реальности, моя идея справедливости, смысл имеет. Следовательно, атеизм оборачивается крайне примитивной идеей. Ведь если бы Вселенная не имела смысла, мы бы никогда не смогли этого обнаружить; точно так, как если бы в ней не было света и, следовательно, существ с глазами, мы бы никогда не обнаружили, что нас окружает тьма.
Итак, атеизм слишком примитивен. Но я укажу вам на другую примитивную идею. Я называю ее "христианством на водичке". Согласно этой идее, где-то в небе живет хороший, добрый Бог и все идет как надо. Трудным и страшным доктринам о грехе и аде, о дьяволе и искуплении просто не придают значения.
Искать простую религию – бессмысленно. В конце концов, простых вещей нет. Иногда они выглядят простыми – например, стол, за которым я сижу; но спросите ученого, из чего этот стол сделан, – обо всех этих атомах, о световых волнах, которые ударяют в мой глаз, воздействуя на оптический нерв и на мозг. Тогда вы увидите, что процесс, который мы описываем в двух словах – "видеть стол", представляет сплетение таинственных явлений, сложных настолько, что вы едва ли когда-нибудь сможете проникнуть в них до конца. Когда ребенок произносит молитву, это выглядит очень просто. Если вас это вполне удовлетворяет и вы готовы поставить на этом точку – прекрасно. Однако если вы не можете на этом остановиться – а современный мир обычно ни на чем и ни перед чем не останавливается так легко, – если вы хотите идти дальше и спрашиваете, что же происходит на самом деле, приготовьтесь к трудностям. Если мы ищем чего-то большего, чем самое простое, глупо жаловаться, что "большее" – не просто.
Очень часто, однако, в такие глупые рассуждения пускаются совсем неглупые люди, желая, сознательно или бессознательно, подорвать христианство. Обычно они берут одну из версий христианства, рассчитанную на шестилетнего ребенка, и нападают на нее. Когда же вы стараетесь разъяснить им христианскую доктрину в том виде, в каком ее исповедуют образованные взрослые люди, они начинают жаловаться, что от вас голова идет кругом, что все это слишком сложно и, если бы Бог действительно был, Он, несомненно, сделал бы религию "простой": ведь простота так прекрасна.
С такими людьми надо быть поосторожней, они каждую минуту меняют тему и лишь отнимают у вас время. Обратите внимание, "Бог сделал бы" религию простой, как будто религия – это что-то такое, что Бог изобрел, а не Его откровение нам о совершенно неизменных фактах и о Его собственной природе.
Объективная реальность отличается не только сложностью; она, по моим наблюдениям, нередко выглядит странно. Она какая-то нескладная, неясная, словом – не такая, как нам хотелось бы.
Например, когда вы постигли, что Земля и другие планеты вращаются вокруг Солнца, у вас, естественно, возникает предположение, что все планеты созданы по одному и тому же принципу – на равном расстоянии друг от друга, к примеру, или на расстоянии, равномерно увеличивающемся; что все они одинакового размера, либо увеличиваются или уменьшаются по мере удаления от Солнца. В действительности же вы не находите ни ритма, ни смысла (понятного вам) ни в размерах планет, ни в расстояниях между ними; у некоторых – по одному спутнику, у одной – четыре, у другой – два, у нескольких – ни одного, а одна из планет окружена кольцом.
Итак, объективная реальность таит в себе загадки, разгадать которые мы не в силах. Вот одна из причин, почему я пришел к христианству. Эту религию вы не могли бы придумать. Если бы христианство предлагало вам такое объяснение Вселенной, какого мы и ожидали, я бы посчитал, что мы сами его изобрели. Но, право же, не похоже оно на чье-то изобретение. Христианству свойствен тот странный изгиб, который есть у реальных, объективно существующих вещей. Так что отрешимся от детской философии, от этого пристрастия к простым ответам. Проблема, с которой мы имеем дело, непроста и ждать простого ответа не приходится.
К чему же сводится эта проблема? Очевидно, к тому, что во Вселенной много явно плохого и бессмысленного, но в ней есть существа, мы сами, которые об этом знают. Известны лишь две точки зрения на сочетание этих фактов. Одна из них – христианская – говорит, что это хороший мир, сбившийся на неверный путь, однако сохраняющий в памяти тот путь, каким он должен был идти. Вторая точка зрения – так называемый дуализм – предполагает, что за всем стоят две равноценные и независимые силы – добро и зло и наша Вселенная – поле битвы, на котором они ведут нескончаемую войну. Я лично считаю, что, после христианства, дуализм – самая человечная и разумная гипотеза. Но в ней есть одно слабое место.
Эти две силы, или два духа, или два бога – добрый и злой – абсолютно независимы. Оба они извечны. Ни один из них не создавал другого, ни у одного нет преимущественного права называться Богом. Каждый из них, очевидно, считает себя хорошим, а другого плохим. Один любит ненависть и жестокость, другой – любовь и милосердие, и каждый держится своей точки зрения. Что же имеем в виду мы, когда называем одного из них силою добра, а другого – силою зла? Мы либо почему-то предпочитаем одну из этих сил другой – как можем, например, предпочитать пиво сидру – либо подразумеваем: что бы эти силы ни думали о себе и что бы мы, люди, ни думали о них, одна из них действительно неверна и несомненно ошибается, принимая себя за добро.
Если мы имеем в виду, что первая сила нам просто больше по вкусу, то мы вообще должны отказаться от разговора о добре и зле. "Добро" – это нечто такое, чему мы должны отдавать предпочтение, независимо от того, нравится ли это нам. Если бы "добро" было добром только потому, что нам вздумалось принять его, оно не заслуживало бы своего названия. Значит, мы должны признать, что одна из этих двух сил – объективное "зло", а другая – объективное "добро".
Однако в тот самый момент, когда вы признаете это, вы добавляете к двум силам, действующим во Вселенной, третью – какой-то закон, или стандарт, или правило, с которым одна из них согласуется, а другая – нет. Но поскольку обе силы судятся им, то этот стандарт или Существо, его установившее, оказывается вне наших двух сил, гораздо выше их обеих. Вот этот-то закон, или Существо, и будет истинным, настоящим Богом.
Фактически, называя силы, о которых идет речь, добром и злом, мы имеем в виду, что одна из них – в правильных отношениях с чем-то Истинным, высшим, а другая ему противится.
К этому же можно прийти и другим путем. Если дуализм верен, сила зла любит зло как таковое. Но мы не знаем никого, кто любил бы зло просто за то, что оно зло. На практике мы ближе всего подходим к силе зла в чистом виде, когда сталкиваемся с жестокостью. Люди проявляют жестокость по двум причинам: либо оттого, что они садисты, то есть – в силу своей извращенности получают удовольствие от чужих страданий, либо потому, что ценой жестокости они надеются что-то получить – деньги, власть, безопасность. Но деньги, удовольствия, власть, безопасность – сами по себе вещи хорошие. Зло начинается тогда, когда люди стараются приобрести их, прибегая к неправильным методам, к нечестному пути, либо – в чрезмерном количестве.
Люди, поступающие так, крайне испорчены; но не об этом речь. Я хочу сказать, что зло, если вы пристальнее всмотритесь в него, почти всегда окажется дурным путем к добрым целям. Вы можете быть хорошим ради самого добра, но не можете быть злым ради самого зла. Вы способны совершить хороший поступок и тогда, когда не испытываете прилива доброты, когда он доставляет вам удовольствие, просто по той причине, что делать добро – правильно. Но никто еще не совершал жестокого поступка только потому, что жестокость – неправильна. Люди бывают жестоки лишь тогда, когда это приносит им удовольствие или пользу. Иными словами, зло не может преуспевать от того, что оно зло, тогда как добро может преуспевать в силу того, что оно добро. Добро, так сказать, существует само по себе, а зло представляет собою испорченное добро. Прежде чем стать плохим, надо быть хорошим.
Мы называем садизм половым извращением; но прежде чем стать извращенным, вы должны получить представление о нормальном половом влечении. Распознать извращение вы можете потому, что можете объяснить его, исходя из нормы; а вот объяснить нормальное, исходя из извращенного, вы не сможете. Из этого следует, что представление о силе, которая равна силе добра и любит зло в такой же степени, в какой та любит добро, – не более чем мираж. Чтобы злая сила стала злой – ей необходимо сначала захотеть хорошего, а затем устремиться к нему неверными путями; ей надо ощутить побуждения, добрые в своей основе, чтобы извратить их. Но и стремление к добру, и добрые импульсы, которые она могла бы извратить, сила эта получит лишь от силы доброй. А если так, то злая сила не может быть независимой. Она – часть мира, в котором царит сила добрая, и сотворена либо ею, либо кем-то еще, стоящим над ними обеими.
Попытаемся несколько упростить это рассуждение. Чтобы совратиться, злая сила должна существовать и обладать разумом и волей. Но существование, разум и воля сами по себе – добро. Таким образом, сила эта должна получить все это от добра; даже для того, чтобы стать плохой, ей пришлось бы позаимствовать или украсть все необходимое у своей противницы. Стало ли вам яснее, почему христианство всегда говорило, что дьявол – это падший ангел? Это не просто сказка для детей. Это глубокая истина, свидетельствующая о том, что зло – паразит, а не что-то изначальное и самостоятельное. Силы оно черпает из добра. Все, что толкает плохого человека на активное зло, само по себе – не зло, а добро: решимость, ум, красота и, собственно, существование. Вот почему дуализм, если подойти к нему со строгой меркой, не срабатывает.
Но я готов признать, что истинное христианство (в отличие от "христианства на водичке") гораздо ближе к дуализму, чем думают. Когда я впервые прочитал всерьез Новый Завет, меня особенно поразило, что там так много говорится о силе тьмы во Вселенной, о могучем злом духе, который стоит за смертью, болезнью и грехом. Однако по мнению христианства (в отличие от дуализма) сила эта создана Богом и вначале была доброй, лишь потом стала на неверный путь.
Христианство согласно с дуализмом, что Вселенная – в состоянии войны. Но оно не считает, что это – война между независимыми силами. Оно утверждает, что война гражданская – и мы с вами живем в той части Вселенной, которую оккупировали мятежники.
Оккупированная территория – вот что такое этот мир. А христианство – рассказ о том, как на территорию эту сошел праведный царь, сошел, можно сказать, инкогнито и призвал нас к саботажу. Когда вы идете в церковь, вы на самом деле принимаете секретные сообщения от друзей по радиопередатчику. Вот почему враг так настойчиво старается вам помешать. Чтобы мы не ходили в церковь, он играет на вашем самомнении, лени, снобизме. Кто-нибудь, возможно, спросит меня: "Не хотите ли вы в наше просвещенное время вновь представить нам старого приятеля, дьявола, с рогами и копытами?" Я не знаю, при чем тут просвещенное время, и меня не особенно интересуют такие мелочи, как рога и копыта. Но в остальном я ответил бы: "Да, именно это я собираюсь сделать". Я не говорю, что мне что-либо известно о его внешности. Тому же, кто действительно хочет узнать его получше, я скажу: "Не беспокойтесь. Если вы в самом деле хотите познакомиться с ним поближе, то непременно познакомитесь. Понравится ли вам это – другой вопрос".
Христиане, таким образом, верят, что сила зла стала князем этого мира. И тут, конечно, возникают проблемы. Соответствует ли все это воле Бога? Если да, то Он – довольно странный Бог, скажете вы; если же зло воцарилось в мире вопреки Его воле, то как же что-то может происходить вопреки воле Того, Кто обладает абсолютной властью?
Однако всякий человек, который был хоть когда-то наделен властью, знает, что некоторые вещи могут, с одной стороны, соответствовать вашей воле, а с другой – не соответствовать. Мать, например, может сказать своим детям: "Я не собираюсь каждый вечер убирать вашу комнату. Учитесь держать ее в порядке сами". Однажды вечером она заходит в детскую и видит, что плюшевый мишка, чернильница и французский учебник свалены вместе. Это противоречит ее воле, она предпочла бы, чтобы дети были аккуратными. С другой стороны, воля ее и была в том, чтобы привить детям самостоятельность; однако это значит, что они могут выбирать. Такие же ситуации возникают при любой системе правления, на службе, в школе. Вы объявляете какую-то обязанность добровольной – и половина людей ее не выполняет. Это не согласуется с вашей волей, но именно по вашей воле стало возможным.
Может быть, тр же происходит и во Вселенной. Некоторые создания Свои Бог наделил свободной волей. Это значит, что они могут выбирать верный или неверный путь. Некоторым кажется, что можно придумать существо, которое было бы свободным, но не могло поступать неправильно. Я такое существо представить себе не могу. Если кто-то свободен делать добро, он свободен делать зло. Именно свободная воля сделала зло возможным. Почему же тогда Бог дал Своим созданиям свободу воли? Потому что без свободной воли невозможны истинная любовь, доброта, радость и все то, что ценно в мире.
Мир автоматов-роботов – существ, действующих, как машина, – едва ли стоил бы того, чтобы его создавать. Счастье, которое Бог приготовил для Своих высших созданий, – счастье свободно соединиться с Ним и друг с другом в любви и восхищении, так прекрасно, что в сравнении с ним самая возвышенная любовь между мужчиной и женщиной – просто разбавленное молоко. Но для этого создания должны быть свободными.
Бог, конечно, знал, что произойдет, если они воспользуются своей свободой неверно, но, очевидно, считал, что задуманное стоит риска. Мы не очень склонны согласиться с Ним; но Богу противиться трудно. Он источник, из которого вы черпаете всю силу ваших доводов. Вы не можете быть правы, а Он – неправ точно так же, как поток не может подняться выше своего источника. Оспаривая Его решения, вы выступаете против той силы, которая наделяет вас самой способностью спорить; рубите ветку, на которой сидите. Если Бог считает, что война во Вселенной – не слишком высокая плата за свободу воли, и поэтому сотворил мир, в котором Его создания могут выбирать между добром и злом, а не игрушечный мир марионеток, – значит, свободная воля этого стоит. Только в мире, основанном на свободном выборе между добром и злом, может происходить что-то значительное.
Когда мы понимаем, что такое свобода воли, глупым представляется вопрос, который мне как-то задали: "Почему Бог создал человека из такого гнилого материала?" Чем лучше материал, из которого творение создано, чем оно умнее, сильнее и свободнее – тем лучше оно будет, если направится по правильному пути, и тем хуже, избрав путь неправильный. Корова не может быть очень хорошей или очень плохой; собака может быть и лучше и хуже; в большей степени лучше или хуже ребенок; в еще большей степени – обыкновенный взрослый человек, и в еще большей – человек гениальный. Сверхчеловеческий же дух может быть либо наихудшим, либо наилучшим из всего, что есть.
Как это произошло, что свободная воля направилась по неверному пути? Конечно, ответить на такой вопрос сколько-нибудь определенно люди не могут. Можно, однако, предположить разумную (и общепринятую) догадку, которая основывается на нашем личном опыте.
В тот самый миг, когда в вас проявляется ваше "я", возникает возможность, что вы захотите поставить его на первое место, пожелаете стать центром, то есть фактически – Богом. В этом и состоял грех сатаны, и этим грехом он заразил человеческий род. Некоторые считают, что наше падение как-то связано с полом. Но это ошибка. (Повествование книги Бытия скорее наводит на мысль о том, что разложение как-то коснулось пола и было результатом, а не причиной падения.)
Сатана внушил нашим далеким предкам, что они могут стать "как боги"1, – могут устроить все по-своему, словно сотворили себя сами; что человек может быть сам себе хозяин и изобрести для себя какое-то счастье, от Бога независимое. Из этой безнадежной попытки произошло почти все то, что определило нашу историю, – деньги, нищета, тщеславие, войны, проституция, классы, империи, рабство; долгую и ужасную историю людей, пытающихся найти счастье, минуя Бога.
1 Ср.: "...в день, в который вы вкусите их, откроются глаза ваши, и вы будете, как боги, знающие добро и зло" (Быт. 3:5).
Поиски эти безнадежны, и вот почему. Бог создал нас, изобрел нас, как человек изобретает машину. Топливо для нее – бензин, и при той конструкции, какая у нее есть, она не станет работать на другом топливе. Человечество же Бог сконструировал так, чтобы энергию, необходимую для нормальной жизни, человек черпал от Самого Бога. Бог – горючее, на которое рассчитан наш дух; пища, которая ему необходима. Вот почему незачем просить Бога, чтобы Он сделал нас счастливыми по нашему вкусу, не обременяя никакой религией. Бог не может дать нам счастье и мир без Него Самого, потому что без Него счастья и мира просто нет.
И в этом – ключ к истории. Тратится гигантская энергия, возникают цивилизации, создаются отличные, благородные объединения, но всякий раз что-то идет не так, как надо. Из-за какого-то фатального дефекта наверху оказываются эгоистичные и жестокие люди, все снова рушится и скатывается вниз, к бедствию и отчаянию. Машина глохнет. Она заводится как будто бы легко, пробегает несколько метров – и ломается. Люди хотят, чтобы она работала на плохом бензине. Вот что сделал с нами, людьми, сатана.
А что сделал Бог? Прежде всего, Он оставил нам совесть, и мы понимаем, что правильно, что неправильно. На протяжении всей истории были люди, которые старались, подчас – очень упорно, слушаться голоса совести. Ни один из них не преуспел полностью.
Во-вторых, Он послал человеческому роду то, что я называю светлыми мечтами. Я имею в виду те странные истории (они есть почти во всех языческих религиях), в которых рассказывается о каком-то боге, который умирает и снова воскресает и своей смертью как-то дает людям новую жизнь.
В-третьих, Он избрал один особый народ и несколько столетий вколачивал в головы избранных Им людей, что Он – единственный Бог и для Него очень важно, чтобы люди вели себя правильно. Этим особым народом были евреи, и Ветхий завет подробно все это описывает.
А потом люди испытали настоящее потрясение. Из среды этих евреев внезапно вышел человек, который говорил так, как будто он сам и есть Бог. Он говорил, что может прощать грехи. Он говорил, что был всегда. Он говорил, что придет судить мир, когда настанет время.
Здесь нужно объяснение. Среди пантеистов, таких, как, например, индусы, каждый может сказать, что он – часть Бога или един с Богом; в этом не будет ничего удивительного. Но Тот Человек исповедовал не пантеизм, а иудаизм и не мог иметь в виду такого бога. Бог, в понимании евреев, – вне мира; Он сотворил этот мир и бесконечно отличается от чего бы то ни было. Когда вы постигнете это в полной мере, вы почувствуете: то, что говорил Тот Человек, поразительнее всего, что когда-либо говорилось.
Часть Его слов проскальзывает мимо наших ушей – мы слышали их так часто, что перестали понимать, какой высоты звучания они достигают. Я имею в виду слова о прощении грехов, любых грехов. Если это не исходит от Бога, это нелепо и смешно. Мы можем понять, как человек прощает оскорбления и обиды, причиненные ему самому. Вы наступили мне на ногу, и я вам это прощаю; вы украли у меня деньги, и я вам прощаю. Но как быть с человеком, которого никто не тронул и не ограбил, а он прощает вас за то, что вы наступали на ноги другим и крали у них деньги? Такое поведение показалось бы нам очень глупым. Однако именно так поступал Иисус. Он говорил людям, что их грехи прощены, и никогда не советовался с теми, кому эти грехи повредили. Он без колебаний вел Себя так, словно это Его обидели, против Него совершили беззаконие. Это имело бы смысл только в том случае, если Он в самом деле Бог, Чьи законы попраны, любовь – оскорблена каждым совершенным грехом. В устах любого другого эти слова свидетельствовали бы лишь о глупости и мании величия, которым нет равных во всей человеческой истории.
Однако (и это удивительно) даже Его врагам, когда они читают Евангелие, не кажется, что Он глуп или горд; тем более – читателям, не настроенным предвзято. Христос говорит, что Он "смирен и кроток"1, и мы верим Ему, не замечая, что смирение и кротость едва ли присущи человеку, говорящему то, что говорил Он.
1 Ср. "...ибо Я кроток и смирен сердцем" (Мф. 11:29).
Я сказал все это, чтобы предотвратить воистину глупое замечание: "Готов признать, что Иисус – великий учитель нравственности, но никогда не приму Его претензий на то, что Он Бог". Простой смертный, который утверждал бы такое, – не великий учитель нравственности, а либо сумасшедший, вроде тех, кто считает себя Наполеоном, либо сам дьявол. Альтернативы быть не может: либо это – Сын Божий, либо сумасшедший или кто-то еще похуже. И вы должны сделать выбор: можете отвернуться от Него как от ненормального и не обращать на Него внимания; можете убить Его как дьявола; иначе вам остается пасть перед Ним и признать Его Господом и Богом. Только отрешитесь, пожалуйста, от этой высокомерной бессмыслицы, будто Он – великий учитель-гуманист. Он не дает нам возможности так думать.
Итак, мы стоим перед довольно страшной альтернативой. Иисус – либо именно то, что Он о Себе говорит, либо – сумасшедший, маньяк или кое-кто похуже. Мне совершенно ясно, что ни сумасшедшим, ни бесом Он не был. Следовательно, сколь невероятным и ужасным ни казалось бы, я вынужден признать, что Он – Бог. Бог сошел на оккупированную землю в образе человека.
С какой же целью? Ради какого дела? Ну конечно, ради того, чтобы учить. Однако когда вы откроете Новый Завет или любую христианскую книгу, вы обнаружите, что в них постоянно говорится о чем-то другом, а именно – о Его смерти и воскресении. Совершенно очевидно, что христианам это представляется самым важным. Они считают, что главная Его цель на земле – пострадать и умереть.
До того как я стал христианином, мне казалось, что христиане должны прежде всего верить в некую теорию о смысле Его смерти. Согласно ей, Бог хотел наказать людей за то, что они оставили Его и стали на сторону мятежника, но Христос добровольно вызвался понести за них наказание, чтобы Бог их простил. Должен признаться, что даже эта теория больше не кажется мне такой безнравственной и глупой, как казалась прежде. Но не в этом дело. Позднее я увидел, что ни эта, ни иная теория не выражает сути христианства.
Сердцевина христианской веры – в том, что смерть Христа каким-то образом оправдала нас в глазах Бога и дала нам возможность начать сначала. Как это случилось, вопрос другой, тут немало соображений. Но с тем, что это верно, согласны все христиане. Я скажу вам, что я сам думаю.
Все разумные люди знают, что, если вы устали и проголодались, хороший обед пойдет вам на пользу. Обед этот – не то же самое, что теория о питании, обо всех этих витаминах и протеинах. Люди ели и чувствовали себя от этого лучше задолго до появления теорий, и если теории когда-нибудь забудут, это не помешает людям по-прежнему обедать. Теории о смерти Христа – не христианство, они лишь пытаются объяснить механизм его действия. О степени их важности не все христиане думают одинаково. Моя, англиканская, церковь не настаивает ни на одной из них. Католическая церковь идет немного дальше. Я думаю, все согласны с тем, что суть безгранично важнее, чем любое объяснение, и ни одно объяснение не может претендовать на исчерпывающую полноту. Как я сказал в предисловии, я – рядовой верующий, а вопрос этот заводит нас слишком далеко. Я повторяю, что могу лишь изложить вам свою точку зрения.
Согласно ей, то, что вас просят принять, – не теории. Многие из вас, без сомнения, читали работы Джинса или Эддингтона1. Когда они хотят объяснить атом или что-нибудь подобное, они просто дают вам описание, чтобы у вас возник мысленный образ. Но затем они предупреждают вас, что на самом деле этот образ – не то, во что действительно верят ученые, а верят они в математическую формулу. Иллюстрации даются для того, чтобы вы эту формулу поняли. Фактически они неверны в том смысле, в каком верны формулы. Они не отражают реальности, только дают какое-то приближенное представление о ней. Их цель – в том, чтобы помочь вам, и, если они вам не помогают, вы можете их отбросить. Самую сущность атома не передать в картинках, ее можно выразить лишь в математических формулах.
1 Джинс Джеймс Хонвуд (1877-1946) – английский физик и астрофизик, автор космогонической гипотезы. Эддингтон Артур Стэнли (1882-1944) – английский астрофизик.
То же самое и с христианством. Мы верим, что смерть Христова – та точка в человеческой истории, когда нечто, принадлежащее иному миру и не поддающееся нашему воображению, проявило себя в нашем с вами мире. Если мы не можем изобразить атомы, слагающие этот наш мир, то, уж конечно, не нарисуем в своем воображении, что же произошло во время смерти и воскресения Христа. Более того, если бы мы обнаружили, что полностью сумели все понять, то это свидетельствовало бы, что данное событие – совсем не то, за что оно себя выдает, недосягаемое, нерукотворное, лежащее над природой вещей и пронизывающее эту природу, как молния.
Вы скажете:"А какая нам польза, если мы все равно ничего не поймем?" На этот вопрос легко ответить. Человек может съесть обед, не понимая, как организм усваивает питательные вещества. Человек может принять то, что сделал Христос, не понимая, как дело Христа работает в нем. И уж точно, он не сможет даже приблизительно этого понять, пока не примет Его.
Нам сказано, что Христос распят за нас, что Его смерть омыла наши грехи и что умерев Он вырвал у смерти ее "жало"1. Это – формула. Это – христианство. В это надо верить. Любые теории о том, как смерть Христа сделала все это, с моей точки зрения, – вторичны; они – лишь чертежи и диаграммы, от которых можно без ущерба отказаться, если они нам не помогают, и, даже если помогают, их не надо путать с той сутью, которой они служат. Однако некоторые из этих теорий застуживают того, чтобы мы их рассмотрели.
1 Ср. "...тогда сбудется слово написанное: "поглощена смерть победою". "Смерть! где твое жало? ад! где твоя победа?" (1 Кор. 15:54-55).
Чаще всего мы слышим, что Бог помиловал нас, потому что Христос добровольно вызвался понести за нас наказание. На первый взгляд эта теория крайне глупа. Если Бог готов был помиловать нас, почему Он так и не сделал? Какой смысл наказывать невинного за чужую вину? Если рассматривать дело с точки зрения нашей юридической системы, никакого смысла в этом нет. Но взглянем с иной точки зрения и мы увидим: имеющий средства выплачивает долг за неплатежеспособного должника.
Или другой пример: человек попадает в беду по своей вине и расплачивается, но не в узком, денежном, а в более общем смысле слова. Кто извлечет его из пропасти, как не добрый друг?
В какую же пропасть попал человек по своей вине? Почему он попал в нее? Он попытался устроить все по-своему, вести себя так, словно никому, кроме самого себя, не принадлежит. Иными словами, падший человек – это не просто несовершенное существо, которое надо исправить и улучшить; это мятежник, который должен сложить оружие. Сложить оружие, сдаться, попросить прощения, признать, что мы отклонились от правильного пути, начать заново – вот единственный выход из нашей пропасти. Именно это признание, безоговорочную капитуляцию, полный ход назад называют христиане покаянием. Процесс этот – не из приятных. Он посложнее, чем просто смириться со своим положением. Покаяться – значит отречься от самомнения и своеволия, которые мы пестуем в себе на протяжении тысячелетий. Покаяться – значит убить часть самого себя, пережить какое-то подобие смерти. Надо быть действительно хорошим человеком, чтобы к этому прийти. И здесь нас ждет затруднение. Только плохой человек нуждается в покаянии; только хороший человек может покаяться по-настоящему. Чем вы хуже, тем больше нуждаетесь в покаянии, тем меньше склонны к нему. Только совершенный человек может прийти к совершенному покаянию; но такой человек в покаянии не нуждается.
Запомните, что покаяния, этого добровольного смирения, своего рода смерти – Бог требует от вас прежде, чем примет вас обратно. Говоря о покаянии, я лишь описываю вам, что значит вернуться к Богу. Если вы просите Бога принять вас обратно без всего этого – вы просите Его позволить вам вернуться, не возвращаясь. Такого не бывает.
Итак, мы должны пройти через покаяние. Но то зло в нас, из-за которого покаяние необходимо, в то же самое время лишает нас способности к покаянию. Можем ли мы разрешить эту проблему, если Бог поможет нам? Да, но как мы понимаем тут Божью помощь? Очевидно, мы имеем в виду, что Бог, чтобы помочь нам, вкладывает в нас, так сказать, частицу Самого Себя. Он одалживает нам немного Своей разумности, и мы начнем думать; Он вложит в нас немного Своей любви, и мы в состоянии любить друг друга. Когда вы учите ребенка писать, вы держите его руку, выводя буквы вместе с ним: его рука чертит буквы, потому что вы их чертите. Мы любим и мыслим, потому что Бог любит и мыслит, держит в Своей руке нашу руку. Если бы мы с вами не пали, все шло бы спокойно. Но, к сожалению, сейчас надо, чтобы Бог нам помог в таком деле, которое Ему, Богу, чуждо – сдаться, подчиниться, пострадать, умереть. В Божьей природе нет ничего, что соответствовало бы этому. Путь, на котором нам больше всего необходимо Божье руководство, – такой, по которому Бог никогда не ходил. Бог может поделиться только тем, что у Него есть. Того, что требуется для нас, в Его природе нет.
Теперь предположим, что Бог стал человеком; предположим, наша человеческая природа, которая способна страдать и умирать, слилась с Божьей природой в одной личности. Такая личность сумела бы помочь нам. Богочеловек сумел бы подчинить Свою волю, сумел бы пострадать и умереть, потому что Он – человек; все Он выполнил бы в совершенстве, потому что Он – Бог. Мы с вами можем пройти через это лишь в том случае, если Бог совершит его внутри нас; но совершить это Бог может, только став человеком. Наши попытки пройти через смерть будут успешны лишь тогда, когда мы, люди, примем участие в смерти Бога, точно так же, как наш ум плодотворен только благодаря тому, что он – капля из океана Его разума. Но мы не можем принять участия в смерти Бога, если Он не умер; а Он не может умереть, если не станет человеком.. Вот в каком смысле Он платит наши долги и страдает вместо нас за то. за что Ему совсем не нужно было страдать.
Я слышал, как некоторые жаловались: если Христос был Богом в такой же степени, в какой был Человеком, Его страдания и смерть теряют ценность, потому что, говорят они, "это для Него легко и просто". Другие (и совершенно справедливо) осудят такую неблагодарность. Однако меня поражает то, о чем она свидетельствует. С одной стороны, люди, говорящие так, по-своему правы. Возможно, они даже недооценивают силу своего довода. Совершенное подчинение, совершенное страдание, совершенная смерть не только были легче для Христа, потому что Он – Бог; они и возможны-то были потому, что Он – Бог. Тем не менее, не правда ли, странно не принимать из-за этого Его смирения, страданий и смерти? Учитель способен написать буквы для ребенка, потому что учитель – взрослый человек и умеет писать. Конечно, ему легко написать эти буквы; только поэтому он и может помочь ребенку. Если ребенок отвергнет его помощь на том основании, что "взрослым это легче", и будет ожидать, чтобы его научил другой ребенок, который сам писать не умеет (то есть лишен "несправедливого преимущества"), дело пойдет не очень-то быстро. Если я тону в быстром потоке, человек, стоящий одной ногой на берегу, может протянуть мне руку и это спасает мне жизнь. Стану ли я возмущаться и кричать, судорожно глотая воздух: "Нет, это несправедливо! У вас есть преимущество! Вы одной ногой стоите на земле!"? Это преимущество – называйте его "несправедливым", если хотите, – единственное условие, при котором он может оказать мне помощь. Если вам нужна помощь, не будете ли вы взывать, о ней к тому, кто сильнее вас?
В этом и состоит мой собственный взгляд на то, что христиане называют искуплением. Однако не забудьте, что это всего-навсего еще одна иллюстрация. Не путайте ее, пожалуйста, с самим искуплением. Если мой пример, моя иллюстрация не помогают вам, отбросьте их не колеблясь.
Христос прошел через совершенную капитуляцию и совершенное смирение; они были совершенными, потому что Он – Бог; они были капитуляцией и смирением, потому что Он был Человеком. Христианская вера полагает, что, если мы каким-то образом разделим смирение и страдания Христа, мы станем соучастниками Его победы над смертью и обретем новую жизнь, когда умрем. В этой новой жизни мы будем совершенными и совершенно счастливыми. Все это, однако, предполагает нечто большее, чем попытку следовать Его учению. Люди часто спрашивают, когда же наступит следующий этап эволюции, возникнет новое существо, стоящее гораздо выше человека. С христианской точки зрения, он уже наступил. Новый вид человека возник во Христе; новая форма жизни, которая началась в Нем, должна быть заложена в нас.
Как же получить эту новую жизнь? Вспомните, прежде всего, как мы с вами получили нашу жизнь в ее обыкновенной форме. Мы унаследовали ее от других, от нашего отца и матери и всех наших предков, без нашего согласия, посредством очень любопытного процесса, который включает в себя удовольствие, боль и опасность. Такой процесс вы никогда бы не сумели выдумать сами. В детстве многие из нас долго стараются разгадать его.
Некоторые дети, когда им впервые рассказывают об этом, отказываются верить, и я не могу их осуждать, процесс действительно очень странный. Тот самый Бог, Который его выдумал, выдумал и то, как распространяется новая жизнь, жизнь во Христе; и мы должны быть готовы к тому, что это тоже странный процесс. Бог не советовался с нами, когда изобретал пути спасения.
Три вещи переносят в нас жизнь Христа: крещение, вера и таинство, которое разные христиане называют по-разному – святое причастие, преломление хлеба. По крайней мере, эти три вещи обычны. Могут быть особые случаи, когда Христос и Его жизнь распространяются без одного (или двух, или трех) из этих актов. У меня недостаточно времени, чтобы углубиться в эти случаи, к тому же я плохо их знаю. Когда вы стараетесь наскоро объяснить человеку, как добраться до Эдинбурга, вы посоветуете ему сесть в поезд. Он может, правда, добраться туда пароходом или самолетом, но вы едва ли станете о них упоминать. Вот и я не говорю, какая из трех вещей – самая существенная. Мой друг методист захочет, чтобы я больше сказал о вере и меньше – о двух остальных. Но я не стану в это вдаваться. Любой человек, который научит вас христианской доктрине, скажет вам, чтобы вы прибегли ко всем трем. И этого в данный момент для нас совершенно достаточно.
Сам я не вижу, каким образом эти три вещи проводят новую жизнь. Но и постигнуть связь между физическим удовольствием и появлением нового человека тоже непросто. Нам остается принимать действительность такой, какая она есть. Нет смысла без конца рассуждать о том, какой она должна быть или чего мы могли бы от нее ожидать. Хотя я не вижу, почему это должно быть так, я могу сказать вам, почему я верю, что это действительно так. Я уже объяснил, почему мне приходится верить, что Христос был Богом (и есть). Здесь тоже исторический факт – Он учил Своих последователей, что новая жизнь передается именно этим путем. Иными словами, я верю в это, полагаясь на Его авторитет. Не пугайтесь, пожалуйста, слова "авторитет". Полагаться на чей-то авторитет – значит верить во что-то, потому что вам сказал о нем тот, кого вы считаете достойным доверия. Девяносто девять процентов того, чему вы верите, основано на доверии к авторитету.
Я верю, что существует такое место, как Нью-Йорк. Сам я его не видел и не могу доказать его существование с помощью абстрактных доводов. Но я верю в это, потому что слышал от людей, достойных доверия. Обыкновенный человек верит в солнечную систему, атомы, эволюцию и кровообращение, полагаясь на слова ученых, на их авторитет. Да и все решительно сведения из истории мы берем у историков, которым доверяем. Никто из нас не видел норманнских завоеваний или битвы при Ватерлоо. Никто из нас не может доказать их чисто логически, как доказываются теоремы. Мы верим в эти факты просто потому, что люди, их видевшие, оставили нам свои записи; иными словами, мы верим в них, полагаясь на авторитет этих записей и их авторов. Человеку, который стал бы в других областях оспаривать авторитеты, как оспаривают и отвергают их в религии, пришлось бы до конца своих дней остаться невеждой.
Не думайте, пожалуйста, что я ратую за крещение, веру и причастие, ибо считаю, что с ними уже не надо подражать Христу. Вы получили вашу естественную жизнь от родителей. Это не значит, что она останется при вас, если вы постараетесь удержать ее. Вы можете потерять ее по беспечности или лишиться ее, совершив самоубийство. Вы должны питать вашу жизнь, бережно относиться к ней. Но помните при этом, что вы не создаете, а только сохраняете то, что получили от другого. Только так же христианин может потерять жизнь Христову, если не будет делать определенных усилий, чтобы сохранить ее. Но и самый лучший христианин из когда-либо живших на земле лишь питает и защищает то, что он не сумел бы получить собственным усилием. Из этого вытекают практические выводы. Пока ваша естественная жизнь пребывает в вашем теле, она способствует поддержанию и восстановлению его нормальных функций. Порежьтесь – и порезанное место заживет; если тело мертво, этого не случится. Живое тело подвержено повреждениям, но до известной степени оно способно себя ремонтировать. Так и христианин – не человек, который никогда не поступает неправильно, а человек, который способен раскаиваться, собираться с духом и начинать все заново, потому что внутри него действует жизнь Христова. Она-то и восстанавливает ("ремонтирует") его, давая ему способность вновь и вновь (до известной степени, конечно) проходить через ту добровольную смерть, через которую прошел Сам Христос.
Вот почему христиане отличаются от прочих людей, старающихся быть хорошими. Эти люди своими стараниями надеются угодить Богу, если Он есть. Если же, по их мнению, Его нет, они, по крайней мере, надеются заслужить одобрение других хороших людей. Христианин же считает: все хорошее, что он делает, исходит от Христовой жизни, обитающей в нем. Он не думает, что Бог будет любить нас, потому что мы хорошие, – нет, Бог сделает нас хорошими, потому что любит нас. Крыша теплицы не притягивает солнца из-за того, что она блестит; она блестит оттого, что на нее падают солнечные лучи.
Позвольте мне пояснить кое-что еще. Когда христиане говорят, что в них Христова жизнь, они не подразумевают чего-то умственного или нравственного. Когда они говорят, что они – "во Христе" или Христос – "в них"1, это не значит, что они просто думают о Христе или стараются Ему подражать. Они имеют в виду, что Христос в самом деле действует через них; что все христиане, вместе представляют собою единый организм, через который действует Христос; что мы Его пальцы, мускулы, клетки Его тела.
1 Ср. "Пребудьте во Мне, и Я в вас" (Ин. 15:4).
Возможно, это объяснит одну или две вещи. Почему новая жизнь передается не только через что-то умственное, душевные акты, скажем – веру, но и через то, во что мы включены телесно, через крещение и причастие? Все эти действия не только передают идею; скорее это напоминает эволюцию, некий биологический или сверхбиологический факт. Сделать человека существом чисто духовным Бог никогда не намеревался. Вот почему Он использует такие материальные вещи, как хлеб и вино, чтобы вложить в нас новую жизнь. Нам может это показаться примитивным и недуховным, но Бог так не считает. Он изобрел еду. Он любит материю, Он изобрел ее.
Для меня было загадкой еще одно. Как-то несправедливо, что этой новой жизнью наделяются только те, кто имел возможность услышать о Христе и поверить в Него. Однако Бог не сказал нам, что Он сделает с остальными. Мы знаем, что человек может спастись только через Христа, но нам не сказано, что только те, кто Его знают, могут спастись через Него. Так или иначе, если вас волнует судьба тех, кто остается за бортом, неразумнее всего оставаться там самому.
Христиане – это тело Христа, организм, через который Он действует. Всякое прибавление к Его телу позволяет Ему делать больше. Если вы хотите помочь тем, кто за бортом, вы должны прибавить свою собственную маленькую клетку к телу Христа, Который Один во всей Вселенной способен помочь им. Если мы хотим увеличить производительность труда, довольно странно отрезать пальцы на руке.
Другое возражение – в следующем. Почему Бог сходит на оккупированную территорию инкогнито и основывает своего рода тайное общество, чтобы одолеть дьявола? Почему Он не сходит в силе, чтобы ее завоевать? Может быть, Он недостаточно силен? Что ж, христиане считают, что Он и сойдет в силе, только мы не знаем, когда. Однако мы можем догадываться, почему Он медлит. Он хочет, чтобы мы стали на Его сторону добровольно. Я не думаю, что мы с вами отнеслись бы с большим уважением к тому французу, который прождал бы, пока армии союзных держав оккупируют Германию, и только тогда заявил бы, что он – на нашей стороне.
Бог завоюет этот мир. Но мне интересно, понимают ли те люди, которые просят у Бога открытого и прямого вмешательства в наши дела, что произойдет, когда это случится. Ведь это будет конец мира. Когда автор выходит на сцену, это значит, что спектакль окончен.
Бог собирается завоевать этот мир; но какая для вас будет польза говорить, что вы на Его стороне, тогда, когда на ваших глазах будет плавиться и исчезать Вселенная? Что-то, о чем вы никогда не задумывались, войдет в наш мир, сокрушая все на своем пути. Оно столь прекрасно для одних, ужасно – для других, что ни у кого уже не останется никакого выбора. На этот раз Бог придет не инкогнито, а в такой силе, что в каждом вызовет либо непреодолимую любовь, либо непреодолимый ужас. Но выбирать, на чьей вы стороне, будет слишком поздно. Бессмысленно говорить, что вы лучше ляжете, когда встать уже невозможно. Это не будет время выбора; это будет время, когда нам станет ясно, чью сторону мы избрали, независимо от того, сознавали мы это или нет. Сейчас, сегодня, в этот самый миг, у нас еще есть возможность сделать правильный выбор. Бог медлит, чтобы предоставить ее нам. Но это не будет длиться вечно. Мы должны принять ее или отвергнуть.
