Глава тринадцатая

Проспект областного торгово-кооперативного техникума принесла на дом к родителям Алексея сама Алла. Сделала она это, когда Алексей, по долгу мужа, был у женушки, которая все еще никак не могла решиться выпорхнуть из-под заботливого крылышка своей мамани. Как сказал Петр Кузьмич, неожиданная гостья назвалась старшим товароведом Мокеевой. Так Алексей снова услышал фамилию своей великодушной покровительницы.

Особенно лестно отзывалась о посетительнице маманя:

- Вежливая, почтительная, держится с достоинством, - расписывала Степанида Ивановна сильные стороны девушки.- И, видать, внимательная к людям. О тебе, Лень, она прямо так и сказала: "Я пожелаю Алексею, чтобы он не терял времени, поступал в техникум не раздумывая, иначе это сделать ему с каждым годом будет все труднее".

Вобщем, Алексей понял, что и здесь, с его родителями, Алла была на своем коньке - старалась внушить им, что сын у них достоин лучшей участи, чем та, в которую его завели обстоятельства, и он непременно достигнет цели, которую поставил себе.

Передала все это родительница сыну своими, крестьянско-стариковскими словами, но уж маманю-то Алексей понимал с полуслова.

- Видать, Лень, ты чем-то приглянулся этой девушке, конечно, не при Веруне будь сказано. Но уж, как говорится, из песни слова не выкинешь...

Алексею было не до россказней матушки - он долго и внимательно вчитывался в положения проспекта, в то, какие знания дает техникум, какие открывает перспективы при окончании. Потом у него был разговор с отцом, который на практике видел, какие преимущества и какие опасности таят в себе профессии-должности, которые перечислялись в проспекте.

Как бы подытоживая обсуждение, Петр Кузьмич сказал: - Какую бы специальность ты, сынок, не выбрал, у нас в районе все перечисленные в брошюре должности давно уже заняты. А поедешь в другой район - будешь мыкать нужду, где поселиться с семьей. Половина заработка будет уходить на оплату какого-нибудь закоптелого угла у частника.

- Но у нас в райсоюзе есть вакантная должность инструктора-ревизора, - возразил сын.

- Тоже не мёд, - сказал отец. - Жизнь, как у того цыгана… Каждый месяц будут на ревизии по сёлам района гонять.

- Но сейчас-то мне кроме двух с половиной сотен в месяц ничего больше не светит, А у ревизора зарплата в два раза больше, да еще, я слышал, ему командировочные полагаются.

- Ну, что ж, - сдался Петр Кузьмич. - Мое тебе слово - дерзай. Все ведь начинают с малого, с того, что подвернется. Мастерами да руководящими работниками не рождаются. Сумеешь уговорить невестку - езжай хоть в Москву. Отец с матерью никогда поперек дороги тебе не встанут. Так что ль, Стешунь?

Степанида Ивановна, притулившаяся на скамье у печки, покорно закивала головой. Жалостливая улыбка, утвердившаяся на ее лице с тех пор, как сын привел в дом молодую жену, не покидала его и сейчас...

 

Алексей до этого случая никогда не думал, что, когда жизнь заставит его принимать важное для его судьбы решение, ему придется испытывать постыдные приступы малодушия. А вот сейчас, когда пришла пора выбирать - куда пойти сначала: в райсоюз, к председателю Щетинину, чтобы получить его "добро" на оформление документов в техникум, или к Вере, чтобы. как он говорил себе, вымолить у нее согласие на годичную разлуку, молодой муж, решив было сначала пойти к супруге, вдруг подумал: если Веруня в ответ на его просьбу - разрешить ему съездить поучиться - посмотрит на него с испугом, а то и пустит слезу, у него не только не хватит решимости убеждать женушку - он готов будет отказаться от своей затеи» лишь бы видеть свою лучшую половину спокойной и довольной.

Поэтому сердобольный муженек, чтобы укрепить свой Дух, постановил для себя сходить в первую голову в райсоюз, заручиться казенной бумагой: с ней и ему прибудет силы воли, и Вера побоится прекословить начальству. Что и говорить, случай в практике семейной жизни молодого человека постыдный, но Алексей старался урезонить свое мужчинское самолюбие тем доводом, что из-за малости стажа семейной жизни он еще не знал, на какие клавиши души супруги надо нажимать, чтобы в переговорах с ней добиться желаемо -го результата. Молодой человек как-то не подумал, что твердость духа надо было начинать демонстрировать своей лучшей половине с первых же дней совместной жизни - иначе жена, почувствовав твое слабоволие, всегда будет стоять на своем. И судя по всему, молодожен совсем забыл, что недаром же Веруня в день свадьбы, когда брачующимся поднесли на крыльце дома жениха на полотенце сакраментальный каравашек, приложила всю свою изощренность, напрягла все силы» чтобы порция» откушенная ею, оказалась больше мужниной. Ведь размеры втянутого в рот куска символизировали для нее размах владычества в будущей семье, за обретение которого любая особа женского пола готова лечь костьми.

 

Председателя Кустаревского райпотребсоюза молодожен знал, как строгого, но справедливого руководителя. Общаться с ним молодому человеку за годы работы в сельпо, которое входило в систему потребкооперации района, довелось только дважды - когда председатель просил его помочь работникам райсоюза с оформлением стенда с показателями работы районного звена и когда молодожену был нужен тарантас, чтобы привезти женушку из роддома соседнего города.

Было Щетинину под пятьдесят, в должность он заступил сразу после демобилизации из Действующей армии. Держался с достоинством, как и подобает руководителю районного учреждения. Алексей слышал, что в общении с подчиненными начальник был умеренно вежлив, но - только до первого проступка работника. Тогда тон его речи становился резким, жестким и бескомпромиссным. Алексей был свидетелем, как шеф на каком-то совещании распекал экспедитора райсоюза.

- Ты что же, умник, думаешь, что грузовик государственный - твоя собственность? - возбужденно шагая вдоль своего длинного бюро, все более распаляясь, в повышенном тоне приструнивал он тщедушного, растерянного моргавшего бесцветными ресницами человечка, сидевшего у противоположной стороны стола, с угла.- Ишь ты, точно барин, уселся в кабину, с бухты-барахты ринулся за полтораста верст, будто к теще в гости... Ты почему товар не привез ?

- Так, Иван Михалыч...- робким голосом пытался оправдаться распекаемый, - база-то областная как на грех оказалась закрытой на ремонт...

- Ах, закрыта на ремонт! - с издевкой передразнил неудачника председатель. - А мозгов у тебя не хватило, чтобы позвонить сначала» справиться?..

Председатель сделал небольшую паузу, потом, наверное, чтобы собраться с мыслями, подцепил из пепельницы свою дымящуюся трубку» сделал две-три затяжки. Только после этого, обращаясь к сидевшей по правую сторону стола бухгалтерше, тоном приказа проговорил:

- Анфиса Петровна, подсчитайте стоимость порожнего прогона грузовика, допущенного вследствие разгильдяйства экспедитора, сделайте на виновника начет. Чтобы он впредь знал, как растранжиривать государственное добро,

И, кивнув в сторону провинившегося, коротко бросил:

- Ты можешь идти...

...Видел Алексей главу районного звена потребкооперации и в другом состоянии. Проходя однажды мартовским вечером мимо дверей конторы райсоюза, он увидел, как ко входу здания подкатили запряженные выездным рысаком сани, с которой сошли двое мужчин и с трудом выволокли третьего, который с трудом держался на ногах. Алексей без труда узнал в этом третьем Щетинина, хотя из-за высокого ворота тулупа была видна лишь часть его лица. Спутники поспешили увести председателя с глаз посторонних в контору. Сделать это было им не просто: ноги подпившего начальничка заплетались, дюжие собутыльники еле доволокли его до дверей.

Алексей - он хорошо помнил это,- став невольным свидетелем начальнического непотребства, чувствовал себя очень неловко. То ли он в то время еще не отделался от своих идеалистических представлений о моральном облике новых руководителей, то ли сетовал на судьбу за то, что она сделала его свидетелем чужого прегрешения, но воспоминание об этом некрасивом зрелище долго еще потом вызывали у него ощущение, будто он сам на глазах у людей совершил какую-то гадость.

... Всё это пронеслось в голове Алексея, когда он шел к кабинету председателя. Постучав в дверь и приоткрыв ее, молодой человек сделал шаг вперед и, остановившись, несмело спросил:

- Иван Михалыч, к вам можно?

- Заходите... - не сразу, окинув взглядом посетителя, ответил председатель.

- Здравствуйте.

- Здравствуйте, если не шутите.

"Шеф в добром настроении"...- подумал молодой человек.

- Садитесь, что у вас там?

- Поучиться съездить хочу, если вы не против...

- Ученье - свет... Давно пора. Сколько вы у нас работаете?

- Скоро два года.

Председатель зажег спичку, раскурил трубку.

- Не много, вообще-то. Но вы уже, я слышал, семьей обзавелись? - Был такой грех... - Алексей с трудом нашелся, что ответить.

- Я это к тому - молодая жена не будет против? Алексей пожал плечами:

- Я думаю - это и в ее интересах...

- А что это у вас там за история была с дровами?

"Это подумать только - какая у начальства память! - удивился про себя Алексей. - Сколько времени прошло"...

- Обмишурился я тогда по неопытности. Отец заверил, что дрова были оплачены... Оказалось, что не те.

- Отец заверил... - передразнил Щетинин посетителя. - А свое -го ума еще не нажили... Так получается?

Алексей промолчал.

- Хорошо... - председатель пыхнул трубкой. Поезжайте, поднаберитесь знаний. Говорят, учеба ума прибавляет...

Молодой человек готов был вспылить. Хозяин кабинета увидел, как у того задрожали губы, сказал примирительно:

- Поберегите нервы, коллега... Я вам только добра желаю - нам ведь и дальше вместе работать, не так ли?

"Намекает, что после учебы к нему вернусь" - подумал Алексей, из кабинета.

 

Как и ожидал Алексей, Вера, когда муженек мягко, выбирая слова, щадя самолюбие супруженьки, поведал ей о своем намерении поехать в техникум, поучиться, вдруг насторожилась, с удивлением посмотрела на супруга, по-видимому, еще ничего не понимая, но уже вообразив, что над ее покоем, над их семейной жизнью нависает страшная угроза, сильно побледнела и со страхом, с ускользающей надеждой спросила муженька:

- Ты говоришь, в техникум? Это, наверно, на курсы, месяца на два, на три, да?

- Да нет, Верунь, подольше. Только ты не пугайся, ради Бога. Давай все спокойно обсудим.

- Да как тут можно спокойно? - уже плачущим голосом запричитала молодая хозяйка. - Ты хочешь смыться, словно вольный казак, а мне с ребенком куда деваться?

Вера вдруг вскочила с широкой кровати, которую молодым на время предоставила теща и на которой сейчас сладко почивал двухмесячный Генуля, забегала туда-сюда по веранде.

- Это тебе, наверно, мать с отцом насоветовали,- впадая в запальчивость, выкрикнула молодая женщина. - Они тебе семья, а мы с сыном - так, сбоку припека.

У Алексея заныло сердце, он уже начал думать - прежде, чем решиться покинуть семью, пускай даже на время, надо было исподволь, обиняком, выпытать у Веры, как она отнесется к этой болезненной для любой супруги затее. Тем более, что на руках у нее маленький ребенок... С другой стороны - было досадно, что у будущего студента все уже было на мази, все обговорено и улажено. Молодой человек не понимая, что у него еще не было опыта семейной жизни, он не знал - чтобы уладить любую семейную неурядицу, порой необходимо огромное терпение и выдержка, а еще - умение идти на компромисс.

А молодожен не придумал ничего лучшего, как подойти к супруженьке и попытаться обнять ее за плечи, приговаривая:

- Верунь... Ну, Верунь, успокойся же ты, ради Бога! Веруня в ответ резко отстранила руки мужа,

- Не тронь меня!..

-Тогда я завтра же пойду к Щетинину и огорошу его - мол, не пускает меня домашняя НКВД, - не очень уверенно, но уже со злостью проговорил Алексей и вышел на крыльцо.

Плохо соображая, зачем он это делает, молодой человек машинально, медленными шагами направился к калитке. Он не проделал и половины пути, как дверцу кто-то шумно открыл снаружи и во двор, жалобно мыча, ввалилась корова Цаплиных, а за ней в калитке с хворостиной в руках показалась Евдокия Кузьминична.

- А-а... Никак зятек пожаловал! Вечер добрый!

"Надо попытаться подключить к нашей с Верой несостыковке ее родителей" - мелькнуло у Алексея. В душе его затеплилась надежда.

- Здравствуй, мам! - зять в первый раз назвал тещу, как звал свою родимую.

- Здравствуй, сынок! - в тон зятю ответила Евдокия Кузьминична. - А что это у тебя, Лёш, обличье, как будто бы тебе зуб только что выдернули?

- Да с Веруней никак не столкуемся, - ответил Алексей, а про себя подумал: "На тебя бы такую Лучку спустить". И тут же устыдился своей недоброй мысли, поскольку слышал от Веруни, что теща на все лады расхваливала соседям своего зятька. А вслух он признался тещеньке;

- Ошибку я допустил, Евдокия Кузьминична. Махнул головой вниз в воду, а глубину-то наперед поленился померить. Вот и хожу теперь со свихнутыми мозгами.

Теща недоуменно уставилась в глаза зятя.

- Ладно, - сказала она. - Иди в дом. Или, хочешь, погуляй тут немного. Я сейчас корову подою, ужинать будем. Угощу тебя щами с бараниной, из свежей капусты. Авось, мозги-то у тебя и отойдут.

Молодой человек в дом не пошел, подождал, пока хозяйка управится с коровой. А когда они - Евдокия Кузьминична и Алексей -вошли в веранду, они застали молодую женщину стоявшей у окна, с отрешенным видом уставившейся на что-то, ведомое только ей. На вошедших она не обратила никакого внимания. Или сделала вид, что не обращает. Евдокия Кузьминична и Алексей, переговариваясь, прошли на кухню, где они застали Матвея Ивановича, который только что вернулся с огорода с полведерником картошки, пройдя в дом через другой вход. Увидев Алексея, он весело поздоровался с ним:

- Привет молодому сельпачу! Как поживает наше советское купечество?

Тесть не мог говорить о кооперативной торговле без доморощенного юмора, от которого у Алексея порой на душе кошки скребли. Начать нелегкий разговор о своих новых заботах молодой человек смог, только когда Вера, заглянув на кухню, сказалась, что ей надо сходить за какой-то нуждой к соседке и попросила присмотреть за сынишкой, когда он проснется.

Выслушав сбивчивый рассказ зятя об отношении женушки к его намерению отлучиться на учебу, Матвей Иванович после недолгого размышления высказался так:

- Ну, я так полагаю... Если ты стоящее, нужное и для тебя, и для семьи дело затеял, то тут ты - хозяин-барин. Ну, а на жену, коль нужда приспичит, надо и цыкнуть уметь.

И тесть с лукавой улыбкой покосился на тещеньку.

- Я вот тебе цикну скалкой по спиняке... обормот несчастный,- как показалось Алексею, с притворной строгостью отозвалась Евдокия Кузьминична. - Ты бы лучше поговорил по душам... с Веруней-то. Она, видно, не так все поняла» Молодо-зелено, потому и глаза у страха велики. Да и почем фунт нужды, пока еще не знает.

- А какой припек-то, - после короткой паузы спросил тесть, - будет от твоей учебы? В начальнички, что ли потом выдвинут?

Алексей повторил, что они обсуждали накануне с отцом.

Матвей Иванович по ходу разъяснения зятя одобрительно кивал головой. А когда Алексей закончил, он тихо перекинулся парой слов с супружницей и деловито предложил молодому человеку:

- Ты, Леха, оставайся с нами поужинать, С Верой пока разговор об учебе не заводи. Пока мы с ней по родительски переговорим. А там видно будет. Главное - не пори горячку.

...К концу ужина, во время которого тесть то сочувственным словом, то шуткой всячески подбадривал свою любимицу-дочерь, нервозность ее, на взгляд Алексея, мало-мальски улеглась. Проводив потом муженька до калитки, она разрешила поцеловать себя на сон грядущий.

 

Женские слезы всегда вызывали у Алексея душевную боль. Видя их, он терялся» болезненно чувствовал себя обязанным помочь плачущей, но как это сделать, мятущиеся мысли подсказать были не в состоянии. Причина чрезмерной чувствительности у молодого человека была наверное в том, что ему еще в детстве глубоко врезалась в память сердца картина, как безутешно, навзрыд, плакала его маманя, когда узнала о безвременной смерти своего любимого братишки, которого, когда ему еще не было и пятнадцати лет, ни за что, ни про что убили сельские сорвиголовы.

Похожее чувство душевного неуюта пережил Алексей и сейчас. Когда он, как обычно, после работы пришел к Цаплиным и открыл дверь на веранду, он увидел, как Веруня, замерев около кровати, горестно смотрит на спящего ребенка. Услышав шаги, она встрепенулась, порывисто шагнула навстречу мужу. Алексей обнял жену, она при -жалась головой к его груди. И вдруг ее плечи содрогнулись, послышались всхлипыванья, которые, чувствовалось, женушка старалась сдерживать. Алексей зажал ладонями лицо жены, отстранил его от себя. Глаза Веры часто-часто заморгали, слезы потекли по щекам.

Алексей чувствовал - надо сказать слова утешения» но слова эти не приходили, как он ни напрягал голову. Он видел - женушка страдает, ему было больно за нее. И он начал сцеловывать со щек Веруни слезы, гладить ее волосы. Потом увлек благоверную к кровати, усадил на нее - подальше от ребенка, чтобы не разбудить его, сам сел рядом» Вера продолжала жалобно всхлипывать, видимо не в состоянии отделаться от мысли, что им скоро предстоит разлука. Тогда мужчина повернул женушку лицом к себе, отыскал губа -ми ее губы, зажал их в долгом поцелуе.

Почувствовав, что Веруня перестала плакать, муж почему-то спросил:

- Верунь, ты хоть обедала сегодня? Веруня легонько кивнула: да, мол...

- А я сегодня весь день думал о тебе и о Генуле, - сам не зная для чего признался благоверный.

Вера молчала. Алексея же словно за язык кто дернул:

- Знаешь, женушка, ты вчера была права: разлучаться нам будет не легко. Мы же всего год вместе прожили. Только начали привыкать друг к другу...

Супруженька засопела носом, готовая снова прослезиться. Алексей поспешил обнять ее: слезы его дражайшей всегда приводили его в замешательство, потому что никогда не знаешь, чем их остановить, а лицезрение их почти всегда повергало его почти в паническое состояние.

Довольно долго молодые сидели молча. Первой подала голос Вера.

- Леш, а папаня говорит, что это наша судьба такая...

- О чем это ты?

- О разлуке нашей предстоящей. По словам папани, она ему войну напоминает. Тогда ведь ни мужей, ни жен не спрашивали. Повестку в руки и - шагом марш, куда прикажут...

- Так то же война... А сейчас все в нашей воле.

- В нашей, да не в нашей... Я сейчас вот о чем думаю. У тебя голова толковая - это мне и мама говорила. Не валять же тебе всю жизнь валенки, как моему папане пришлось - ему даже училище церковное не дали закончить, отец в свою стирнушку запсочил.

Алексей был удивлен: перед ним была уже не та наивная дивчинонька, что его в нардоме вальс танцевать учила. Такие зрелые рассуждения Алексей слышал разве что только от своих родителей.

- К тому же, - все больше воодушевляясь, продолжала Вера, - ремеслом сейчас не проживешь. Власти словно ополчились на мастерового человека. Заработать на жизнь они ему все равно не дадут - патентами задушат...

- Это отец так сказал?

- И папа тоже... А ты что, сам не видишь, что ли, как люди на селе бедствуют? Да и нашу семью нужда стороной не обошла. Хорошо еще, что папа - инвалид, у него легкие больные, поэтому власти ему какие-то поблажки делают. А то бы мы давно по миру пошли.

Алексей понял: Матвей Иванович в откровенных разговорах с дочерью не то, что открыл ей глаза на злободневные вопросы современной сельской жизни, он научил ее правильно, по-взрослому воспринимать то, что она с детства видела собственными глазами и что ежедневно переносила на своих хрупких девичьих плечах.

- Верунь, - собравшись с мыслями, сказал он, - я так понял, что ты морально готовишь себя к нелегким испытаниям, которые готовит нам судьба?

- Я много думала, Леш... И теперь мне кажется, что не так уж страшен лукавый, как его рисуют... В конце концов попытаться-то мы должны, чтобы не жалеть потом всю жизнь об упущенной возможности, которую посылает нам Бог. Ведь сдаться на волю судьбы мы всегда успеем. И, наконец, ты сам знаешь - малодушие никогда не красило человека...

Сердце Алексея исполнилось тихой радости за свою находчивую и, как теперь оказалось, мужественную супруженьку. "Ай да Веруня! - подумал он. - И где только она набралась такой мудрости, которая впору только людям с богатым жизненным опытом"...

Молодому человеку хотелось подхватить благоверную на руки и выйти на улицу, объявляя во всеуслышание:

- Люди добрые, смотрите! У меня самая разумная жена, какая только может быть на свете!

А вернувшись домой, Алексей почувствовал, как его тело сковала усталость - и физическая и, гораздо в большей степени - нравственная. Усталость, какую он прежде, кажется, никогда не испытывал. Встретившей его удивлением матушке - по-видимому, переживания наглядно отразились на его обличье - он на вопрос: "Что с тобой?" устало улыбаясь, смог ответить только:

- Потом, мамань, потом…

Успев снять с себя только ботинки и пиджак, счастливый муж повалился на неразобранную постель и сразу же уснул крепким, восстанавливающим силы сном.

 

Где-то в середине лета райком, как выражались партийные чиновники, "предложил" руководству райпотребсоюза и сельпо направить своих работников на сенокос. Юмористический подтекст этого "предложения" заключался в том, что если руководители учреждений не выполнят его, то им грозила суровая кара вплоть до снятия с занимаемой должности.

Своими силами колхоз справиться с сенокосом уже не мог: своих мужиков в хозяйстве после войны и гонений на кустарей осталось - чуть ли не по пальцам перечесть, а все работоспособные колхозницы с утра до вечера не разгибая спины трудились на свекольных плантациях. В конторах районных учреждений, на которые, как на спасательный круг, обратили свой взор райкомовские руководители, мужчин тоже было не густо. Б сельпо, например, это были старший бухгалтер Найденов и Алексей, который числился секретарем правления, а сам себя считал мальчиком на подхвате. К заданию районного руководства председатели райсоюза и сельпо отнеслись добросовестно - вывели на фронт сельхозработ также и женский персонал обеих контор. Бабоньки, главным образом, ворошили траву в рядках - чтобы быстрее сохла, а также складывали сено в копны. Наиболее шустрые из них не чурались браться и за косу.

К удивлению и зависти Алексея умелым и сноровистым косарем оказалась его наставница по математике - товаровед Алла, которая не только не отставала от мужчин, но и, заняв место за бухгалтером сельпо Павлом Михалычем, не отставала от него ни на шаг. А уж Михалыч-то с косой управляться умел. Умел потому, что косить ему пришлось научиться еще до того, как он достиг совершеннолетия: отец его был зажиточным крестьянином, содержал много скота, а из мужиков были только он с отцом на всю семью.

Михалыч и сейчас вызывал всеобщее уважение - уже тем, что косил красиво и не суетясь, и не делая перекуров, как это позволяла себе остальная пестрая команда... Алексей же не мог отказать себе в удовольствии исподтишка полюбоваться спорой работой Аллы, а главное, наверно, ее ладной девичьей фигуркой. До него доходи -ли сплетни о том, что она якобы разведенка - одна из тех бедолаг, которых в первое время после войны повсюду, в том числе и в Кустарях было что-то уж больно много. Махая в лад со своими соседями по шеренге косой, Алексей не мог отделаться от мысли, что ему хочется воспользоваться случаем, побеседовать со своей симпатичной наставницей по математике, выведать как-нибудь обиняком, что она представляет собой как человек, к которому он уже успел проникнуться симпатией.

 

После сухого перекуса косари и ворошильщицы сена разбрелись кто куда. Мужчины, закурив, растянулись на травке под кустами, чтобы вздремнуть полчасика, набраться сил на оставшуюся часть рабочего дня. Женщины стайками и поодиночке углубились в редколесье в поисках земляники, которая в эту пору уже начала вступать пору зрелости.

Выйдя на одну из укромных полянок, Алексей заметил на противоположном ее конце Аллу, которая, нагнувшись, разводила левой рукой траву, а правой подносила ко рту спелые ягодки, Почувствовав присутствие постороннего, она выпрямилась, какое-то время, ничего не говоря, рассматривала молодого человека»

- Иди сюда, отшельник,.. - сказала девушка наконец, с явным намерением завязать беседу. - Тут солнышко, ягоды спелой больше.

Алексею ничего не оставалось, как последовать непринужденному приглашению. "Только почему отшельник - я вроде людей, не чураюсь",- он так и сказал своей сослуживице, добавив:

- А ты почему одна?

Молодые люди давно уже были на "ты", поскольку им чуть ли не каждый день приходилось встречаться либо в райсоюзе, либо в одной из лавок.

- Вот уж не думала, не гадала, - спокойно заметила девушка, -что ты обидишься на невинное замечание насчет твоей склонности к уединению...

Алла произнесла эти слова с легкой усмешкой. А молодой человек уловил в ее голосе еле заметную приманчивую теплоту. "К тому же припухлые губы ее, - заметил он про себя, - делаются в усмешке еще привлекательнее... И еще более властно зовут, притягивают большие темно-голубые глаза, которые всегда смотрят с неподдельным интересом: - "А ну-ка, парень, покажи, на что ты способен!".

- Аллочка, можно полюбопытствовать, - Алексей впервые назвал девушку уменьшительным именем, - где ты научилась так споро...-он никак не мог подобрать подходящего слова, - орудовать косой?

- А чего такого? Я ведь не городская» Как и ты, в селе выросла. В Грабарях - может слышал? Недалеко от Полунино, куда ты собираешься ехать учиться» Рано осталась без отца. Брательник у меня старший - умелец, за что ни возьмется - все у него в руках играет... Мне не хотелось отставать от него, порой даже зло брало, когда в чем-то уступала ему.

Увлекшись разговором, молодые люди не заметили, как углубились в лесную чащу. Еле заметные лесные тропинки бывают порой так притягательны... Первым забеспокоился Алексей: в конце концов он ведь женатый человек, да и Алла, что называется, девушка на выданье. Что о них подумают сослуживцы, особенно сослуживицы, когда хватятся их. Не ровен час - сплетня дойдет до Веры. Считай, семейный лад и покой выпорхнут из гнезда по меньшей мере на неделю» Алексей искоса с любопытством посмотрел на спутницу: а что думает об их теперешнем щекотливом положении она?

А деваха, судя по выражению ее лица, на котором блуждала загадочная улыбка, была сейчас сама беззаботность» Более того, ее мысли, как оказалось, были заняты вопросами, весьма далекими от опасности, которая грозила им обоим. Резко остановившись и глядя молодому человеку прямо в глаза, она вдруг, ни с того ни с сего, не сказала, а как это потом Алексей определил про себя, выпалила:

- Слушай, Алексей, а ты не любишь свою Веруню!..

...Так и не высказав своего опасения, молодой человек почувствовал, что его загнали в тупик. Мысли его забегали было, как муравьи, когда потревожат их жилище, и вдруг безвольно опустили крылья. Он так и не нашелся, что ответить своей наставнице» Да и что бы мог сказать в ответ на такой сугубо интимный вопрос любой женатый мужчина? Что бы Алексей, считавший себя добросовестным мужем своей жены, сейчас ни ляпнул, оказалось бы по зрелом размышлении наивным, а то и вовсе сомнительным. И, наконец, честно говоря, Алексей над таким вопросом пока еще ни разу не задумывался. Ибо - какая ему в этом была необходимость? Ведь это все равно, что спросить себя: а зачем ты женился? Зачем вообще парни женятся, а девушки валом валят замуж?.. Молодой человек, конечно, понимал, что разговор о том, любит или не любит он свою жену, для Аллы не был отвлеченным. Когда Вера задавала ему такой вопрос применительно к своей персоне, а делала она это далёко не единожды, муж готов был поклясться любой клятвой, что да, он любит ее, любит с первого взгляда, на всю жизнь. Говорил он это супруженьке, чтобы удовлетворить ее женское тщеславие, рассеять возможные сомнения. А вот так - признаться самому себе, тем более, постороннему человеку, сказать начистоту, не кривя душой… Алексею можно было только посочувствовать, И все же он нашелся, не ударил лицом в грязь. Молодой человек взял девушку легонько по локоток, посмотрел ей в глаза и медленно, чеканя каждое слово, проговорил:

- Слушай, Аллочка, скажи, только честно - а ты на моем месте смогла бы ответить на такой вопрос, не чувствуя при этом, что кривишь душой?

По тону, каким это было сказано, Алла поняла, что продолжать разговор в таком духе бесполезно, да и не скромно.

- Прости, Леш, - немного смутившись, проговорила девушка. - У меня и в мыслях не было, чтобы задеть твое мужчинское самолюбие. Я... - колеблясь, говорить или лучше воздержаться, - продолжала она, - имела в виду своего брата, к которому я постоянно испытываю чувство жалости. Он женился, не любя свою будущую жену. Знаешь, как это бывает: случайное знакомство на пирушке, затмение разума. Как говорят - грех сладок, да похмелье горькое...

- Ну, а я здесь причем? - спросил Алексей, чувствуя, что сказал это в сердцах.

- Я... мне, - с запинками проговорила девушка, - мне больно на них смотреть... Всю жизнь между ними война. А куда денешься -двое детей.

Алексей готов был рассердиться, но вдруг его осенила мысль -а ведь Алла добра ему хочет, она опасается, как бы и у них с Верой не получилось, как у ее брата...

И тут молодым человеком вдруг овладело озорное настроение. Чувствуя, что сейчас он сморозит глупость, если не сказать похлестче, но не в силах одолеть любопытства, он спросил - как с горы на борону сиганул:

- Слушай, Аллочка, это правда... говорят, что ты - разведенка?

Спросил это молодой человек и тут же пожалел, увидев, как девушка сначала мертвенно побледнела» потом глаза ее сделались злыми, губы задрожали. Подавив девичью гордость и стыд, она жестко, сквозь зубы процедила:

- Может, попробуешь?.., Я - дамся.-.

Прежде, чем Алексей успел что-либо сообразить, у Аллы из глаз брызнули слезы, сдерживая рыдания, она быстрыми шагами направилась вглубь леса. Проклиная себя за легкомыслие и хамскую бестактность, Алексей, постояв с минуту в нерешительности - как теперь смотреть в глаза девушке, которая всегда так хорошо к нему относилась - несмело двинулся вслед за Аллой. К счастью, она оказалась не из тех неврастеничек, которые привыкли каждую обиду» каждый щелчок судьбы обмывать морем слез. Когда молодой человек вскоре отыскал девушку за раскидистой молодой елочкой и приблизился к ней» она, неторопливо вытерев платочком глаза, широко размахнулась и влепила обидчику пощечину, сопроводив ее назиданием:

- Это я тебе не в отместку, а ради того, чтобы наше уважение друг к другу было взаимным.

Выражение лица Аллы при этом было серьезным и сосредоточенным. Помолчав немного, она спокойно спросила:

- У меня по лицу не очень заметно, что я плакала?

- Да нет... - промямлил Алексей. - Слушай, Аллочка, я не прошу прощения... Такое не прощается... Но...

- Никаких "но"! - отрезала Алла. - Такой наглости я тебе не прощу... пока. А дальше видно будет.

И она медленно пошла по направлению к опушке леса, где расположились их сослуживцы. Отойдя несколько шагов» остановилась, полуобернувшись:

- Ты немного повремени. И запомни: мы с тобой здесь не встречались.

Нагостившись у своих родителей, под крылышком мамани, Веруня запросилась с малышкой домой, к свекрови со свекром, под бочок к мужу. Алексей предположил было сначала, что, по-видимому, имели место попреки ее отца, Матвея Иваныча - дескать, дочь не принимает во внимание, что у родителей и без того тесно. Однако по зрелом размышлении зять отмел эту догадку: слишком мягкий, чадолюбивый характер был у тестя, чтобы опуститься до подобных нареканий.

А Веру между тем беспокоила своя забота.

- Ума не приложу, где мы дома будем укладывать сынулю спать, - проговорила она, вопросительно посмотрев на мужа, когда он пришел к ней после работы. А муж, оказывается, тоже не знал, потому что еще не думал об этом. Правда, для него не было секретом, что им нужна детская коляска, во в продаже их не было. Б семьях знакомых молодоженов пользовались сохранившимися еще с дедовских времен громоздкими, топорной работы качалками, от которых в комнатах становилось тесно и неуютно. А куда было деваться? Не класть же младенцев с собой в постель?

- Сходи, попроси папу, - неуверенно предложила Вера супругу.- Может они одолжат качалку, в которой Гена спит здесь.

- А малышка - что, уснул? - спросил Алексей.

- Вообще-то почти весь день спал, А что он делает сейчас, посмотри сам, - сказала Вера, продолжая складывать свои вещи.

Молодой супруг прошел из веранды на кухню, где на полу играли во что-то азартно младшие Цаплины, оттуда - в горницу, остановился в дверях, залюбовавшись идиллической картинкой. На кровати, на которой по ночам спал младший брательник Веры - Федор, сучил ножонками и ручонками сынуля Алексея и Веры, огороженный валиком из подушек и одеяла. Ему недавно исполнилось три месяца, Алексей подошел к кровати, тихо позвал:

- Геша!

Малышка повернул головку, посмотрел на отца, прекратил свое увлекательное занятие, но тут же снова предался ему с прежним азартом...

В молодом человеке заговорило отцовское чувство. Он нагнулся, подхватил свое чадо на руки, бережно поцеловал в лобик. Сынуле это наверное не понравилось. Он почему-то вдруг захныкал, а потом и вовсе залился плачем. Вера тут же вбежала в горницу, спросила испуганно:

- Что ты с ним сделал?

- Да ничего, просто взял его на руки, - смущенно стая оправдываться папаша, передавая сынишку женушке.

- Надо было чаще прикасаться к сыну... А то ты все ходишь поодаль словно чужой...

Вера заходила с ребенком на руках по комнате, прижимала его к груди, убаюкивала, добиваясь того, чтобы он перестал плакать.

- Давай сделаем так, - предложила супруга, когда малыш наконец успокоился. - Я завтра переговорю с мамой, а ты иди бери тачку или тележку, давай сегодня же перебираться домой.

Алексей с удовлетворением отметил про себя: "Наконец-то женушка усвоила, что ее дом не здесь, а у мужа".

 

Когда молодые супруги на другой день затащили расшатанную, скрипучую качалку, выпрошенную у тещи, в свою спальню у Сафоновых, оба растерянно посмотрели друг на друга: убогую колыбель некуда было ставить. Алексей предложил вынести сундук. Вера заколебалась, и муж подумал: "Женушка боится, что некуда будет сбегать из супружеской постели, когда в очередной раз поссоримся". Он посмотрел на Веру, Вера на него. Они поняли друг друга без слов. Благоверная не растерялась: подошла к сундуку, взялась за металлическую ручку на его торцевой стенке, приказала мужу: "А ну, берись за другую ручку!" Так сакраментальный сундук перекочевал из спальни в горницу. "Дай Бог, чтобы навсегда". - с облегчением подумал Алексей.

Качалка около кровати супругов поместилась, но качать ее было трудно: с одной стороны она неизбежно ударялась о кровать, с другой - о стенку спальни.

- Придется трясти на месте - как кошелку, - огорченно проговорила Вера, - Хорошо еще, что торцевая стенка у качалки низкая. А то и класть-вынимать малышку было бы сущим мучением.

В спальню зашла Степанида Ивановна с ребенком на руках, посмотрела, как устроились молодые, покачала головой.

- А вы бы лучше это... - предложила она, - перешли бы лучше в горницу.

- Скажете тоже! - оборвала Вера старую женщину. - Чтобы всё жилье заполонить...

Степанида Ивановна посмотрела на сына: что это, дескать, за муха укусила твою красавицу?. Алексей понял маманю, за спиной жены пожал плечами - откуда, мол, ему знать?

Вера приняла от свекрови ребенка, села на кровать, начала выпрастывать из халата грудь:

- Может, вы пока выйдете - я покормлю ребенка? - К счастью

Алексея и Степаниды Ивановны голос молодой женщины звучал на этот раз примиренное Маманя, когда они с сыном оказались одни, сокрушенно заметила:

- Перенервничала сношенька с переездом-то. Ты уж, сынок, оставь ее на время в покое...

 

Алексей считал своей чуть ли не священной обязанностью перед отъездом на учебу оповестить об этом свою родню по отцовской линии - ту, к которой он перед женитьбой ходил учиться валять валенки. Дорога к ним вела через рыночную площадь села. В этот предосенний день - было воскресенье - на базаре было очень людно. Жители окрестных деревенек - особенно мордовских селений; района, славившихся своими бахчами - наводнили рынок великим множеством овощей, начиная от огурцов и помидоров, кончая красавцами-арбузами. Алексей остановился у одного из буртов зеленобоких чудо-овощей. Особенно приглянулись ему крупные экземпляры, полосатые словно зебры. Один из них был разрезан - на показ - пополам, розово-красная сочная мякоть его, казалось, сама просилась в рот. Молодой человек остановился в нерешительности: может, сначала купить арбузик, пойти, порадовать женушку, а уж потом отправиться, куда наметил?... Он уже нагнулся к бурту, намереваясь выбрать покупку по душе, как вдруг почувствовал, что его подцепляют под руки, Алексей, оторопев от неожиданности, выпрямился, глядь - с одной стороны на него с улыбкой смотрит дядя Григорий, с другой - его супружница, тетка Клавдия.

- С прибавлением семейства тебя, племяш! С тебя причитается... - дядя радушно пожал Алексею руку.

Поговорили о том, о сем, а затем дядек, хитровато улыбнувшись, спросил племяша потихоньку, как бы на ухо:

- А ты это, пока супружница тебя поодаль держит, налево-то похаживаешь? Ей, жене, чего беспокоиться: "он" ведь не мыло, не изотрется.

- Ну, ты, охальник, - вмешалась тетка, чего невинных развращаешь? А ты, племяш, не больно-то слушай его, обормота... А то жена, придет время, тоже налево косить начнет. У нас ведь тоже есть оправданье: она не лужа, хватит и для мужа.

Соленые шутки родственников, конечно, не могли не запасть в память молодого человека. В них, в этих шутках, отражалось, на его взгляд, сложившееся отношение нормальных, крепких духом людей труда к известной догме, гласящей: "Не возжелай жены ближнего своего".

"А что такого,- усмехнувшись про себя, подумал Алексей. - Заповедь накладывает вето на сманившие спутниц жизни пленивших, у своих сородичей, не более того. А если некая дочь Евы, на которую ты положил глаз, - свободная, да к тому же и сама не против того, чтобы съякшаться с тобой, то как бы посмотрел на это пророк Моисей, автор тех суровых заповедей?"

Дядя Григорий выражал свое отношение к женщинам своеобразно.

- По-моему, - рассуждал он , - наш брат начинает уважать, даже почитать бабу, когда у него что-то есть к ней вот тут, - он прикладывал руку к сердцу. - А иначе, ты же, Леха, знаешь, как иные наши мужики, особенно пообтершиеся в семейных узах, относятся к женской половине рода человеческого, когда треплются между собой. Слушать срам...

Сам дядя относился к тетушке Клавдии чуть ли не религиозно. Алексей видел, как, трогательно он целовал женушку, когда провожал ее почивать в горницу. Сам, между прочим, продолжая трудиться над горячим котлом чуть ли не до полуночи. А как он переживал за благоверную, когда ей, бывало, занеможится!..

При всем при этом никому не было секретом, что тетушка Клавдия недолюбливала муженька. Правда, для этого у нее был свой ре-зон: отец отдал ее за дядю Григория против ее воли. Любила она, когда ходила в невестах, парня со своей улицы, бойкого и озорного гармониста Илюшку. Но избранник ее сердца, к ее великому прискорбию, был из другой» чем она, старообрядческой секты, или, как тогда говорили, веры. А выдавать девушку за чужака патриархи общины строго возбраняли. Каноны веры в то время в среде крестьян и ремесленников села блюлись благоговейно.

А поскольку несчастная женщина была обычным человеком, выдавались моменты, когда она срывалась. Как-то, когда Алексей был еще первоклашкой, маманя послала его к родичам попросить взаймы немного лампадного масла. Когда мальчишка зашел к ним на кухню, дядя Григорий сидел за столом, завтракал. Сложив пшенный блин черпачком, дядя обмакивал его в миску со сквашенным молоком и, степенно поднеся его ко рту, откусывал солидную порцию и с аппетитом прожевывал ее. Чувствовалось, что он ест с наслаждением, тем более, что Алешка уже знал, что блины были в их семье излюбленным блюдом. Тетушка Клавдия стояла у шестка русской печи со сковородником в руках, с помощью которого она ставила на огонь и снимала с него сковородки с блинами. Была женщина в этот день явно не в духе, потому что время от времени отпускала в адрес муженька язвительные замечания. И когда тот попытался что-то возразить, она с перекошенным злобой лицом, занеся высоко над головой сковородник, грозно двинулась на благоверного. Алешка тогда перепугался: сейчас она размозжит дядюшке голову. Но горячего пара ненависти воительнице, наверное, не хватило. Она, осторожно коснувшись концом своего орудия спутанных волос дяди, с достоинством вернулась на свое место у печи.

К удивлению Алешки потерпевший, если его можно так назвать, в течение всей этой сцены не только сохранял удивительное спокойствие, но даже не поднял руки, чтобы защититься от удара. По-видимому, тетушка срывалась подобным образом далеко не в первый раз, так что дядя при таких с виду грозных проявлениях ее эмоций скорее всего испытывал страха не больше, чем при раскатах грома где-то за горизонтом. Во всяком случае разговоров о том, что тетка Клавдия поколачивает своего благоверного, Алексей ни разу ни от кого не слышал.

Как племяш понял впоследствии, сохранению сердечного тепла в семье дяди Григория способствовало искреннее, идущее из глубины души чадолюбие главы семьи. Как правило, закончив рабочий день в артели инвалидов, где в его обязанности в последнее время входило обслуживание чесальной машины, и дохромав на своей культе до дома, дядя в теплое время года подолгу просиживал на завалинке родного дома со своим малышкой-последышем. По-видимому ребенку больше всего нравилось сидеть на коленях у отца. Во всяком случае, когда тетка Клавдия, бывало, обидит мальчишку:

- Ну, что ты прицепился к материной юбке словно репей к овечьему хвосту? - он, заплакав от обиды, тотчас ковылял за утешением к папке.

Дело порой доходило до курьезов., Поскольку дяде по вечерам приходилось горбиться над парящим котлом допоздна, укладывать малыша спать невольно приходилось мамане. Однако тот, раскапризничавшись, порой ни за что не хотел засыпать без отца.

- Тятя!.. Тятя!.. - визжал он на весь дом, И не замолкал до тех пор, пока папаня, вытерев руки об старенький фартук, не подойдет к нему.

- Ну-ка, ну-ка, кто тут обижает моего маленького, моего славненького... - проговорит отец добрым, сочувственным голосом, беря малыша на руки. Сделав круга два по горнице и пощекотав ребенку щечку своим небритым подбородком - что было неизбежно при поцелуе - папаня бережно уложит своего любимца на постельку. Только после этого капризуля, глубоко вздохнув, смиренно засыпал,

…В доме, наконец-то воцарялись тишина и покой - условия, в которых, как дядя впоследствии признавался Алексею, ему и работалось споро и сон потом приносил желанное, сладостное отдохновение.

 

Шутливый совет дядюшки Григория, поданный им Алексею в памятную встречу на базаре, у бурта арбузов, - совет о том, как мужчине, отцу семейства, справлять известную нужду, когда его благоверная ждет ребенка, чуть было не спровоцировал парня спросить дядю - а как он сам выходит в таких случаях из затруднений? Задать ему вопрос напрямик молодой человек тогда так и не осмелился. Посвятила его в закулисную жизнь дяди тетушка Марья, которая однажды в его присутствии завела разговор на эту тему со своей сестрой - женой дяди. Алексей узнал, что его родич, когда его женушка к себе переставала по извиняющим обстоятельствам, подпускать, похаживал к многодетной вдовушке Авдотье, тоже, как и он, пробавлявшейся валяльным ремеслом. Жене он говорил, что вынужден бывать у вдовушки по делам: то ему масла купоросного надо было одолжить, то колодки отнести, а то и просто посоветоваться - мало ли у людей одного и того же ремесла поговорить об чём найдется...

Тетушку Клавдию эти россказни порой задевали за живое, но виду она не подавала. А может, просто успокаивала себя, поскольку знала Авдотью как глубоко порядочную женщину, к которой сплетни, даже если бы они и появились, попросту не приставали. Даже когда тетушка Марья намекала ей, что муженька-то приструнить не мешало бы, а то он, не дай Бог, возьмет да и переметнется к вдовушке, она убежденно заявляла:

- Чтобы меня да на Авдотью променять? Ни за что не поверю! И товар не тот, и меня мой Гриша по гроб жизни не разлюбит.

Когда Алексей впоследствии вспоминал об этих доводах тетушки Клавдии, он чувствовал, что они его не убеждают. Конечно, если ты предан жене, если сопереживаешь ей, к другой женщине тебя от нее вряд ли потянет. Но мало ли каких камней преткновения не встретится на порожистой реке жизни! То супруженька кровную обиду нанесет, отомстить ей захочется, то бабенка соблазнительная сама на шею кинется, а то и просто бес в ребро боднет... Вобщем, причин и поводов масса. А совершишь проступок, изменишь благоверной , о которой знаешь, что привязан к ней вечным по прочности канатом, глядишь - совесть начинает глодать, и опасение буравом мозги сверлит - а что, супруге обиженной доли что ль нет, ей тоже скоромненького отведать может захотеться.

Вобщем, о совете дядюшки Григория молодой человек тогда подумал, что он не иначе как от лукавого. Однако мимо сознания добросовестного семьянина разговор тот не прошел. Тем Солее, что об этом - и почти теми же словами - скажет ему потом и отец жены, почтенный глава многодетной семьи Матвей Иванович, Да что там отец! Сама Вера, которую Алексей считал любящей и верной супругой, проснувшись однажды среди ночи и почувствовав, что муженек не спит, положит ему руку на грудь и участливым голосом спросит:

- Леш, ты, наверно, пока нам нельзя, скучаешь без этого? Слово "этого" жена произнесла с нажимом. После небольшой паузы она предложила:

- А ты поискал бы - есть ведь бабенки, которые тоже нуждаются...

Алексей тогда хмыкнул в ответ:

- А если я найду какую, а она после раскудахтается, до тебя сплетня дойдет...

Вера, подумав, ответила:

- Лучше, если бы я не знала...

Осмотрительный супруг, здраво рассудив, что на селе каждый смертный на виду и все тайное рано или поздно становится явным, твердо решил: советам родственников и женя ему следовать не ре-зон. Однако какой-то сдвиг в его сознании, в нравственном фундаменте все же произошел... Так, Алексей стал более внимательным, небезразличным к молодым женщинам, которых во время ухаживания за Верой почти перестал замечать. Ну а тем, которые ему нравились, даже заглядывая в глаза. Начал присматриваться к своим сослуживицам и обнаружил, что не все они на одно лицо, а недавно принятая на работу новая кассирша, так та, оказывается очень даже ничего... А самое главное - до молодого человека вдруг дошло, что ему почти каждый день хотелось если не увидеть, то хотя бы поприветствовать по телефону товароведа Аллу, которая тогда, на сенокосе, закатила ему увесистую пощечину.

 

Еще по дороге к жившей в избенке покойного деда тетушке Марье Алексей вспомнил: когда они - батя с маманей и он, четырнадцатилетний парнишка, с сестренкой Капой - жили в хибаре по соседству с обиталищем деда и его последних двух дочерей, она, тетушка Марья, к которой он уже тогда питал доверие как ни к кому другому из родичей, довольно часто наведывалась к нему в "мазанку - глинобитную пристройку к отцовской хате. Придет она, бывало, вечерком» присядет к Алешке на край крупноячеистой решетки железной койки, на которую вместо досок и матраса постелен старый овчинный тулуп, спросит участливо:

- А не жестко тебе спать на ржавых-то прутьях?

- Жестко. Но я хочу себя приучить,

- К чему?

- К выносливости.

- Глупенький! Нужда придет, нужда и научит.

- Нужда-то, когда она еще придет, а я хочу знать сейчас, на что я способен.

- В поле бы тебе поработать...

- А я работал.

- Каких-то недели две, летом?

Племяшу тогда крыть было нечем. Сама тетка Марья, Алешка знал это, работала дояркой на молочно-товарной ферме колхоза с первых дней ее существования. Кроме того, весь домашний труд семьи дяди Григория, вместе с которой тетушка жила в избенке деда, тоже целиком лежал на ее плечах. Не покладая рук трудиться - было, наверное, единственной отрадой ее жизни, жизни на благо родни. Единственной потому, что замуж тетушку так никто и не взял несмотря на ее безоглядную влюбленность в работу и редкую покладистость характера. Не взяли потому, что перенесенная в детстве оспа и бельмо на глазу безбожно подпортили ее лицо, в котором, если присмотреться» было столько женственности и благородства - благородства человека, глядевшего на мир честно и открыто... А ей так хотелось окружить себя кучей ребятишек, вырастить мужу здоровых, работящих как она сама пострелов, а главное - продолжить род Сафоновых на зависть всем кустаревцам.

Когда Алексей пришел к тетушке Марье, та только что затащила во двор большущую вязанку травы, которую она нарезала серпом в пойме. Молодой человек, пособив тетушке опустить вязанку на землю, увидел, что она, вязанка, в два раза превышает рост тетки. А когда попытался поднять клажу на свои плечи, то она, как ему показалось, вот-вот придавит, его к земле. Алексей знал, что рост у его сродственницы почти мужской, но что она превосходит его по силе и выносливости, он, к своему стыду, установил только сейчас.

Черная полотняная юбка на тетушке была мокрая - хоть выжимай, но она не обращала на это никакого внимания.

- Верст десять сегодня намеряла, не меньше, - не то похвасталась, не то пожаловалась женщина, которой было за пятьдесят. -Зато целых три вязанки удалось набрать.

- А разве колхоз тебе не помогает? Ты ведь как-никак заведующая фермой... - поинтересовался Алексей.

- Эка, хватился!.. Я уже который год рядовая доярка. И неизвестно, сколько еще мытарить придется...

Пока они - тетушка и ее племяш - расстилали траву по двору для просушки, Алексей поинтересовался - каково работается сейчас колхозной доярке.

- Ну, как... - пожала плечами тетушка. - Поначалу-то было, как и всем, непривычно... после своей-то единоличной полосы, к которой сельчане веками прикипали. А теперь идешь к своим буренкам колхозным будто к своим собственным. Только вот годы мои уже, не те. В теплое-то время, когда солнышко греет, птички над тобой поют-заливаются, злаки и травы кругом зеленеют, идешь порой на работу, как на праздник. Потому как руки-то веками попривыкли к труду, не могут они, родимые, в праздности тоской маяться... Тетушка прошлась с граблями по разостланной по двору траве, поворошила ее, чтобы быстрее сохла.

- Ну, в общем, летом-то еще ничего, терпимо, - продолжала родственница, присаживаясь на чурбачок. - Подоишь два раза в сутки свою дюжину буренок, конечно, помыв им перед этим как следует вымя, задашь им на ночь корму и, если заведующая не подыщет какое-нибудь дополнительное занятие, считай, что твой рабочий день закончен. Только вот ходить устаешь, ведь до фермы две версты в один конец, считай» за день набирается все восемь. Да и на ферме-то за день сколько намеряешь...

А как придет глубокая осень, а за ней зима - для нас, доярок, начинается сущая каторга. Одно мотание в осеннюю распутицу, в январскую стужу и февральские бураны чего стоят... Так нет, этого кому-то кажется мало. Нам даже возчиков сена из разбросанных по степи стогов правление не может выделить - нету мужиков. И то сказать - с войны-то едва каждый третий вернулись, и те, почитай, наполовину калеки…

Тетушка понурила голову, тяжело вздохнула.

- Вот и приходится надеяться только на свои женские силы, -продолжала она.- Подъедем мы, четыре доярки, в пургу да в темень зимнюю к стогу, а он весь заметен снегом. Беремся за лопаты, разбрасываем сугробы высотой в рост человека. Доберешься до стога, а сено-то за осень и зиму слежалось, смерзлось, никакими вилами не раздерешь...

Алексею такое положение вещей показалось нестерпимым, он не удержался, спросил:

- Теть Маш, а вы хоть председателю-то о своей беде говорите?

- А что толку-то? Я же тебе говорила - на мужиков в колхозе после войны рассчитывать не приходится.

Тетка Марья замолкла. Племяш уже хотел переменить тему беседы, как она снова заговорила:

- Я привыкнуть не могу, так это к бугру, на котором стоит ферма.

- К какому бугру? - не понял Алексей.

- К такому...- с обидой проговорила тётка. - Поить-то коров надо? А вода только в речке, которая зимой замерзает и ее тоже заносит снегом. Прорубь-то мы с грехом пополам прорубаем, но к речке ведет крутой спуск чуть ли не в четверть версты. Вот его-то мы и прозвали бугром. Ну, ступеньки в глине этого спуска мы прокопали, их получилось почти полсотни. Но когда зимой» в мороз, тащишь наверх на коромыслах ведра с водой, она расплескивается и на ступеньки, и на юбки доярок. Юбки на морозе скоро становятся словно жестяными» больно бьют по ногам работниц, а ступеньки делаются такими скользкими, что подниматься по ним приходится ощупью... Ну, думаешь, не ровен час, поскользнешься и загудеть вместе с ведрами в тартарары... Костей потом не соберешь.

Тетушка задумалась было на минутку, потом вдруг встряхнула головой:

- Что это я распричиталась, словно панихиду по себе справляю!

Человек в кои-то веки в гости пришел, а я на него тоску нагоняю. Кваску мартовского хочешь? Ступай в дом, возьми кружку.

- Теть Маш! - спохватился Алексей. - А я вот сказать пришел, что учиться еду.

- Давно пора! - тетка одобрительно посмотрела на племяша.- Уж кто-кто, а я после того, как двадцать лет оттрубила на этой злосчастной ферме, поняла - без ученья в нонешней жизни человек обречен. Все, кому не лень, помыкают тобой как рабочей скотинкой… И на кого же ты надумал - учиться-то?

- Не знаю пока... Еду в наш кооперативный техникум. А там по ходу дела видно будет.

- А как твоя Веруня к этому относится? Поди, на дыбки встала - не пущу, мол?

- Да нет, теть Маш... Жена поняла и, кажется, примирилась с неизбежностью разлуки. Я дал слово навещать ее с сынулей. Да и к вам вот пришел с просьбой - если что непредвиденное приключится - не откажите в участии...

- О чем речь... Свой своему поневоле друг.

Когда племяш выказал намерение отправиться восвояси, тетка остановила было его:

- Куда же ты. Мы с Клавдией обедать сейчас будем. У нас окрошка с зеленым луком.

- Спасибо, теть Маш. Кушать я еще не хочу. Вот кваску бы холодненького... Он у вас такой... Словом, всем квасам квас.

- Ну уж! - улыбнулась польщенная тетушка. - Квас как квас. Только в погреб лезть прядется тебе самому. Я - видишь?- вся мокрая.

За неделю до того, как Алексей подал заявление об уходе с работы в связи с поступлением в техникум, на него обратил свое благосклонное внимание Павел Михалыч, старший бухгалтер.

- Слышал я, Леха, - не то спросил, не то подтвердил факт Михалыч, пребывавший в то утро в дружелюбном настроении,- что оставляешь ты нас, за умом-разумом поехать надумал...

- Надумал... - уклончиво ответил молодой человек. - Если возражать не будете.

- Зачем же возражать, - сказал шеф со своей обычной полунасмешливой, полупоощрительной улыбкой, - когда ныне даже в песне поётся - молодым везде у нас дорога...

Видимо, предавшись воспоминаниям, бухгалтер на минуту сосредоточенно уставился взглядом в окно.

- А мне вот, - снова заговорил он, - поучиться не удалось. Практикой до всего дошел. По правде сказать, наставник мне попался толковый. И взыскательный - оплошностей не спускал, царство ему небесное,

- Оно, может, и к лучшему, - попыхав папироской, заключил шеф. - Теперь в любое учреждение работать могу пойти, не сдрейфлю...

Алексея осенило: представился удобный случай побеседовать на профессиональные темы - это ведь тоже род учебы!

- Павел Михалыч, - просительно глядя в глаза шефу, сказал он,- мне хотелось бы, чтобы вы просветили меня, если не трудно -что главное в бухгалтерии, какие в ней... ну, узловые, что ли вопросы?

- Молодец, парень, в корень смотришь! Я, так и быть, раскрою тебе секрет, знание которого поможет тебе, если придется проверять работу нашего брата. Знать это важно хотя бы потому» что позволит тебе не закапываться в вороха пустяшных бумаг, как говорится, не растекаться мыслью по древу и не проморгать из-за этого огрехи, которые иные бухгалтера имеют обыкновение прятать.

И Павел Михалыч распахнул дверцу своего письменного стола, покопался в ящиках, вытащил книжицу форматом в ученическую тетрадь, протянул ее Алексею, говоря:

- Вот, это - наша бухгалтерская библия. Называется "Характеристика счетов счетного плана для организаций потребительской кооперации". Возьми ее, полистай,

Алексей подошел, взял книжку.

- Учти, - подчеркнул шеф, - самые важные из этих счетов, счета-киты, это - те, которые предназначены для фиксирования издержек обращения. Не пугайся мудреного названия... Это - зеркало всех расходов, всех трат, а также непредвиденных потерь, которые связаны' с продвижением товаров от места их производства или хранения к потребителю. Тут и плата за транспортировку товаров, и за подработку, скажем, за квашение капусты или засолку огурцов, и деньги на наше с тобой пропитание - живые же мы люди, без щей и каши не больно-то дебет с кредитом сведешь! Ну и, конечно же, все потери сюда же лепим. Иная продавщица по неопытности просчитается, с рубля десятку покупателю сдаст... А то и вовсе проворуется - найдет себе по вдовьему делу дружка-хахаля, ну и плакали тогда пайщиковы денежки. Сама она, конечно, идет под суд, дета» если есть - в детдом, а торговая организация или, как у нас - кооператив сельский, расхлебывай беду как знаешь... Слыхал, поди - социализм это учет и контроль. Только грехи-то людские, пьянство и разврат - как их учтешь, на какую статью запишешь? Вон на семинаре бухгалтеров нам начальник ревизионного отдела облпотребсоюза рассказывал: в одном сельпо молодой продавец в ларьке три года водкой торговал. А на четвертом закрыл однажды вечером свою торговую точку на замок и больше на селе не появлялся. Хватился предсельпо, послал уборщицу, позови, мол, Сидякина - такая фамилия у продавца была. Возвращается посыльная, протягивает председателю лоскуток бумаги, говорит с испугом - на двери ларька снаружи была приклеена. Прочел глава сельпо послание продавца Сидякина и чуть не лишился дара речи. Бумажка пошла по рукам работников конторы. А на ней карандашом всего три слова начертано: "Ищите меня в Лондоне". Ну, создали комиссию, вскрыли ларек, а там на полках - шаром покати. Стоят две бутылки водки, и те надтреснутые. Ну, к тому, что полки в торговых точках в войну, да и после нее, были почти пустыми, жители села попривыкли, считали неизбежный злом. Обычным считали и то, что сельпо торговало преимущественно водкой-сырцом. Только если честные продавцы выручку сдавали в контору сельпо, то Сидякин какую-то долю из месяца в месяц без зазрения совести складывал в тайник. Как это ему удалось сделать, объяснил один из сельчан-пайщиков, случайно присутствовавший при вскрытии ларька. "Кота дома нет,- сказал он, - мышам воля". В бухгалтерии сельпо подсчитали, что за продавцом числится товаров аж на восемнадцать тысяч рублей... Такая вот она - кооперативная торговля. Можно себе представить, как себя чувствовали председатель и бухгалтер сельпо, поставленные пайщиками беречь их капиталы» когда узнали, что какой-то сморчок сумел запросто обвести их вокруг пальца,

В конторе после невеселого рассказа Павла Михалыча воцарилась тишина - такая, что стало слышно, как шелестит листьями молодая липка в палисаде, в который была открыта форточка.

- Значит, надо чаще делать у продавцов ревизии... - чтобы пре -рвать молчание, которое становилось в тягость всем присутствующим, проговорил Алексей.

Бухгалтер посмотрел на него, скривил в насмешке губы:

- Во! Из молодых, да ранний... Вижу - толк из тебя выйдет. Молодой человек знал: это у Михалыча была любимая поговорка.

Только он употреблял ее всегда с довеском - "а бестолочь останется". Сейчас вместо этого бухгалтер, как бы подводя итог, задумчиво произнес:

- Вообще-то у нас, работников учета, каждая значащая бумажка сама свое место найдет. Это - как у сапожников; никто из них даже с похмелья не обмишурится, не присобачит стельку туда, где положено быть подошве...

Наблюдая за работой счетоводов и бухгалтеров, Алексей видел, насколько примитивной была у них техническая оснастка, однообразен труд. Сидеть целый день, щелкать на счетах, макать перо в чернильницу да скрипеть пером, пока не зарябит в глазах - нужны были недюжинное мужество и выдержка. Молодому человеку не-вольно приходило в голову: счетное дело - это самая консервативная область человеческой деятельности, И вряд ли на его веку здесь что-нибудь изменится.

Впоследствии, уже в техникуме, Алексей размышлял - а не ошибкой ли было с его стороны получить специализацию, в которой его многое не устраивало. Правда, его немного успокаивали отзывы знакомых, имевших другие профессии. Отзывы эти почти никогда не изобиловали всплесками оптимизма.

Так уж у него получилось - в насущный вопрос, чем же он все-таки хотел бы заниматься в этой жизни, Алексей в свое время вникнуть не удосужился. И, как потом окажется, решат это за него другие. Ему останется только принять или отклонить предложение своего будущего начальства.

К счастью, обязанности, которые ему впоследствии пришлось исполнять, хотя порой и докучали ему, но не настолько, чтобы у него был предлог жаловаться на свою судьбу. Тем более, что ему нравилось решать проблемы, с которыми он сталкивался в процессе своей работы» потому что это соответствовало его наклонностям.

 

Один из августовских вечеров накануне отъезда Алексей провел в обществе родителя, который дорабатывал последние годы перед пенсией. Держался отец еще молодцом. Возвращаясь после работы из артели инвалидов, где по-прежнему заведовал производством, он, передохнув и одев домашнее платье, выходил во двор и брал в руки - по надобности - либо топор, либо вилы, либо лопату... Слоняться в безделье, как иные его соседи-служащие, старик не любил.

- Это все равно, что к праотцам раньше времени торопиться,- было его любимой поговоркой.

В тот вечер после ужина и семейного сумерничанья батя подал сынуле знак - выйдем, мол, на крыльцо, разговор есть. Речь отец на этот раз повел о корме для коровы Пестравки, которую Сафоновы завели после возвращения сына из госпиталя домой.

- Слышь-ка, Лексей, там, у себя на работе ... ты лошаденку не можешь попросить?

Алексей вспомнил: еще две недели назад приятель отца, лесник, отвел ему две поляны в сосняке и сын с неделю после работы ходил в лес помогать бате выкашивать эти сенокосные угодья.

- А что, трава уже подсохла? - спросил сын.

- Я вчера весь день там провел. Сено сухое, я сметал его в копешку.

- Ладно, лошадь я попрошу. А ты сможешь к концу работы подойти к конюшне?

- Да можно бы... Только я вчера в лесу переусердствовал... Ноги гудут.

Алексею стало стыдно перед стариком. Подойдя к бате, он положил ему руку на плечо:

- Ладно, пап, не переживай... И прости, пожалуйста. Я не подумал. Мне и ходьбы-то до хоздвора - всего пять минут.

На другой день работа у Алексея в конторе не спорилась. Почему то представилась картина, как Веруня будет бедствовать с малышом, когда будет здоровеньким. А вдруг он заболеет? Каково-то супруженьке без мужниной подпоры? А если с ребенком случится непоправимое? Мужу тогда домой хоть глаза не показывай.

Алексей не считал себя паникером, но тут, как любила повторять маманя, ему словно окаянный дул в уши. И кто знает, во что бы вылилась эта негаданно закравшаяся в душу паника, если бы не поездка с батей на природу, в лес. Молодой человек не мог не почувствовать, как благотворно действует ему на нервы могучие сосны» выстроившиеся строго параллельными рядами вдоль дороги. Алексею даже помнилось на миг, что это одушевленные существа замерли по стойке "смирно" - такую уверенность в своих силах источала каждая сосна.

Способствовал оздоровлению занемогшего было самообладания и спокойный, даже какой-то торжественный тон отца, повествовавшего об истории перелеска, по которому они ехали:

- Я еще мальцом был, когда здесь сосенки сажать начали... Соберутся, бывало мальчишки нашей улицы - ну, и я, конечно с ними - и всей кампанией сюда. А тут до этого голые пески были до самой речки, за которой мордва живут. Бывало, подует южак, все окраинные улицы нашего села как в тумане. Рта раскрывать было нельзя -сразу песок на зубах скрипеть начнет... А ноне - смотри какая благодать. Недаром сельчане праздники здесь проводить обвыкли.

Горестно вздохнув, отец заключил с досадой:

- А теперь, слыхать, в округе посадок нигде не делают. А лес рубят, оголяют землю.

...Навивать воза - сена ли, соломы - было любимым делом Алексея. Отец заметил это, когда сыну было еще едва четырнадцать лет. У мальчишки было безошибочное чутье, куда укладывать очередной подаваемый отцом навильник. Он, стоя на возу, указывал бате, куда класть, прижимал поклажу граблями, разравнивал ее так, чтобы она не сползала с воза и не громоздилась пирамидой посередине.- Навильник, еще навильник, воз поднимается, как тесто на дрожжах - глядь, и ты уже смотришь вниз, как с крыши дома. Помнится, отец тогда, как приехали домой, похвастался мамане: "А сынок-то у нас - мастер воза выкладывать".

Батя и сейчас, подав последний навильник, довольно крякнул:

- А славный получился у нас возок!

Подав сыну гнет, а затем конец веревки, отец проговорил:

- На, заведешь конец, и слезай*

Вдвоем они притянули гнет, Петр Кузьмич обмотал конец веревки вокруг наклестки телеги и завязал двойным узлом. Домой они вернулись, когда солнце уже закатилось. Сено свалили во дворе, у сеновала. Алексей отогнал лошадь на хоздвор сельпо, выпряг ее из повозки, отвел в стойло, задал корму. Проходя мимо будки сторожа, с чувством пожелал ему спокойного дежурства,

дома, поскольку настроение у молодого папаши было приподнятое, остаток дня он провел с малышом. Едва ли не в первый раз Алексей упросил супругу дать убаюкать сынулю, как это делала сама Вера: взяв крохотулю на руки, ходить с ним из угла в угол горницы и мурлыкать себе под нос обрывки самосочиненной колыбельной...

Думалось молодому человеку в это время о своем шефе, Леонтии Матвеиче, который под занавес решил оказать молодоженам неоценимую услугу: охлопотал для Генули место в сельских ясельках. Было это очень кстати, поскольку Вера приняла решение выйти на работу: когда муж уедет, жить-то на что-то надо было...

 

Примерно за неделю до отъезда Алексея Вера, обсуждая с мужем, что ему взять с собой и пересчитав семейную казну, смущенно доложила:

- Леш, у нас осталось всего семь рублей... Тебе сколько надо на дорогу?

Благоверный с досадой подумал: "Причем тут дорога? Проезд до Полунино, где находится техникум, стоит всего каких-нибудь четыре-пять рублей. Однако вставал резонный вопрос: а на что там будешь жить, по крайней мере в первое время, пока не освоишься на новом месте, не притрешься, не завяжешь приятельские контакты с людьми, у которых можно будет "стрельнуть" хотя бы трояк, чтобы утолить голод. Правда, стипендия в техникуме неплохая - на пропитание вполне хватит. Но когда-то ее дадут? Что, если только в конце месяца?

Чтобы успокоить жену, тем более, что время было уже позднее, Алексей в примирительном тоне предложил:

- Верунь, давай обсудим этот вопрос завтра, на свежую голову.

Как добропорядочный семьянин, муженек, стараясь не шуметь, чтобы не разбудить малыша, разобрал постель, подождал, пока Вера не присоединится к нему, чтобы поцеловать ее на сон грядущий, и довольно скоро они заснули, как засыпают молодые, нахлопотавшиеся за день люди.

Однако не прошло и половины ночи, как Вера проснулась и, чувствуя, что сон не идет к ней» начала ворочаться с боку на бок. Поскольку такое у супругов случалось не часто, беспокойные движения жены вскоре выдворили из объятий сна и Алексея.

- Леш! - позвала Вера, заслышав» как муженек позевывает украдкой.

- Чего ты не спишь, Верунь?

- Про тебя думаю...

- К чему это? Я - вот он, тут! - Алексей положил руку на плечо жены.

- Не надо шутить, Я всерьез озабочена - на что ты будешь жить в техникуме, сразу как приедешь туда? Не к теще же на блины едешь.

- Может у тебя что в загашнике наскребется?.. Поделись.

- А ты оставь свои подковырки... - сердито сказала Вера. - Тут надо мозгами как следует пораскинуть.

Острослов молчал. Да и что он мог сказать? Выход был один: попросить в долг у матери, Степаниды Ивановны. Но к ней, когда в доме появился ребенок» молодые супруги так часто обращались, что пора было и честь знать. Вера, оказывается тоже думала так.

- Слушай, Леш! - сказала она, словно вспомнив что-то. - Мне моя мама говорила, что отец с заказами зашивается. Как я поняла, она намекнула - помочь бы ему...

- А я тут причем? - спросил муж, не поняв, к чему клонит жена.

- Я вспомнила - ты же рассказывал, как накануне нашей свадьбы помогал дяде Григорию стирать валенки...

- Ну?

- А что, если ты пойдешь, предложишь свою помощь отцу? А я потом попрошу их - своих папаню с маманей - об одолжении.

- Слушай, а ты молодчага! - Алексей быстрым движением сел в постели. - Как это я сам не додумался?...

Будущий студент набросился на жену, стал бурно целовать ее -в шею, в подбородок, в завитки волос - во что придется,

- Тише ты» бешеный... - Вера уперлась локтем в грудь мужу.- Бигуди мне вывернешь... да и ребенка разбудишь.

Так и получилось - не было бы счастья, да несчастье помогло.

Точнее - затруднение тестя. Зять помог ему справиться с заказами, а теща помогла молодым деньгами - ссудила им полсотни рублей до Вериной получки. Правда, Алексею пришлось отправляться в дорогу с перебинтованными руками: набитые им при жамканье протравленной квасцами шерсти мозоли лопались, мокли» причиняли боль.

- Ты уж там, на учебе, попроси кого-нибудь, пусть тебе перевяжут, - с искренним состраданием говорила Вера, завязывая узлы на бинтах.

- А если эта кто-нибудь, - с легкой усмешкой спросил Алексей,- до сердца достучится?

- Такими вещами не шутят... - тихо проговорила супруженька и жалостно посмотрела в глаза мужу. Ее глаза при этом увлажнились.

"А душа-то у женушки, оказывается, нежная, ранимая" - досадуя на свою безалаберность, подумал Алексей.

 

В дату отъезда мужа Вера встретила наступление дня с открытыми глазами: когда предстоит долгая разлука с главой семьи, с отцом ребенка - не очень-то разоспишься. Алексей - наверное из солидарности с женушкой - тоже спал гораздо меньше, чем надо было бы.

Поскольку немудреный багаж - грубошерстное пальто, которое Алексей справил этим летом, чесанки с галошами и шапка - были упакованы еще с вечера, молодые вставать с постели не спешили. Тем более, что поезд будущего студента приходил на станцию Гудково, к которой тяготели Кустари, только во второй половине дня.

В оставшиеся до расставания часы случилось то, чего Алексей опасался больше всего: Вера вдруг захлюпала носом, из глаз ее заструились слезы.

- Ну, чего ты, Верунь, - благоверный наклонился над женушкой, чмокнул ее в щечку, - мы же расстаемся всего на какие-то десять месяцев...

- Да-а, на десять... в документе написано - срок обучения один год...

- Мало ли что там написано, - благоверный старался придать голосу как можно больше уверенности» - Мне в райсоюзе сказали, что на отделении, где я буду учиться, занятия начинаются в сентябре, а в мае следующего года мы уже будем сдавать экзамены... К тому же я постараюсь каждые полтора-два месяца навещать вас.

Давая это обещание, Алексей не очень-то верил в возможность сдержать его, поскольку сообщение с городком, где находился техникум, было очень неудобным - с пересадками, с многочасовым ожиданием поездов, а со станции Гудково до родного села вообще придется топать на своих двоих. Да и Вера не могла не чувствовать легковесности уверений мужа, так что, покидая родной дом, Алексей запечатлел в своем сознании прощальный взгляд женушки, в котором сквозили подавленность и растерянность...

Уже по дороге на станцию - будущему студенту повезло, на выходе из села его подобрала попутная полуторатонка - он почему-то вспомнил о милой товароведке Алле. Ей удалось-таки подстроить, чтобы молодой человек попрощался с ней перед отъездом.

...В тот день Алексей, выходя из райсоюза, увидел свою наставницу, которая стояла у выхода, прислонившись спиной к ограде палисадника. Увидев - боковым зрением - молодого человека, она решительно двинулась ему навстречу, протягивая руку для пожатия,

- А... Без пяти минут студент, здравствуй! Где ты пропадал?

- Я тоже тебя давно не видел...

- Ты же знаешь - я постоянно в разъездах... И - радушно улыбнувшись:

- Да... Я наконец-то увидела твоего сынулю - встретила Веру, которая прогуливалась с ним...

Алла потупила глаза, вздохнула:

- Малыш мне так понравился... Мне бы такого... я» наверно, никогда не доживу до своего бабьего счастья.

Алексей вдруг почувствовал себя на пределе неловкости. Не зная, что сказать, чтобы утешить деваху, он быстрым движением взял руку Аллы и припал к ней губами.

 

 

Hosted by uCoz